Бертилия, столичный город Клевур и предместья.

[Rod O'Sheen]

Гонец из Нома с новым назначением для д'Эрбле прибыл к кардиналу Марини. Вручив пакет из канцелярии Его Святейшества, он не стал задерживаться дольше необходимого, ведь ему предстояло еще передать копию назначения самому аббату, а так же конфиденциальное поручение конклава, о котором нынешнему главе Святой Церкви Бертилии не следовало знать.
Аббат, благодаря пришельцам из космоса, уже знал о предстоящем назначении, но само поручение вызвало у него замешательство. Как раз недавно он обсуждал с космическим гостем интересы Святой Церкви на острове Ат. Было о чем призадуматься, чтобы и поручение выполнить, и не подставиться под удар.
По прибытии в кардинальский дворец д'Эрбле имел неприятный разговор с Марини. По всему было видно, если бы гонец не привез копию назначения, то кардинал по возможности максимально затянул исполнение повеления Папы. Теперь же ему оставалось только смириться, что было не в его характере. Но больше всего его расстраивало, что постоянное присутствие при дворе свежеиспеченного епископа может приостановить приток денег в его личные закрома.
Епископ д'Эрбле понимал, что попал меж двух огней, с одной стороны Марини, с другой пришельцы, как окрестил их один талантливый юноша в саду у королевы. Но если с первым можно было уже не считаться, о его дальнейшей судьбе было известно заранее, то совместить выполнение распоряжения Его Святейшества с интересами тех, о ком д'Эрбле не переставая думал уже много дней, было сложной задачей.

[Eglenn]

Новый "распорядок дня" , при всей его новизне, был куда менее утомителен, чем парадная жизнь дворца, где пышнейшие ритуалы, от одевания до торжественных обедов, повторялись изо дня в день, из года в год строго неизменными. Главным событием дня был приезд вызванного накануне графа Мансегге, бывшего министра внутренних дел, отстраненого с этой должности из-за неуместной манеры пытаться открыть придворным глаза на плачевное положение дел.

Несколько часов шло это общение, и чем дальше, тем больше юной королеве становилось страшно. Она и понятия не имела, что, оказывается, ее страна отягощена огромным долгом в миллиард золотых; что при этом траты на содержание двора возрастают с каждым годом; что крестьяне разорены безумными поборами сюзеренов в их погоне за роскошью, и превращены в бесправную скотину (она вспомнила, что именно об этом говорил загадочный небесный гость) ; о том, какие беды причиняют войны; что все долги, все новые тяготы ложатся на плечи третьего сословия - крестьян, ремесленников, торговцев - еще больше увеличивая груз налогов, разоряя тех, кто едва сводил концы с концами, превращая бедняков в нищих, нищих обрекая на голодную смерть. Даже на свежий, наивный взгляд Аделиты выходила нелепость: как ни рассуди, жизнь королевства зависит от тех, кто растит еду, кто создает все то, чем живут люди, от башмаков до хозяйственной утвари. Да, аристократия воюет; но солдаты снова - простые люди. Без еды, без одежды, без карет, без домов - что сможет знать? ведь они даже не выживут, погибнут, как трутни. Где же прочность королевства в том, что труженики умирают с голоду? В чем прочность престола, если народ разорен? Уже не только совесть, но простой здравый смысл вопил против этого.

Да, одним только устройством столовых тут не поможешь. Как же поправить дела?

Пусть аристократия и духовенство, самые богатые слои страны, тоже платят подати. Да, об этом кощунственном предложении Аделита краем уха слышала и раньше - говорили, именно за это Мансегге поплатился отставкой: весь королевский двор, вся знать ополчилась против него.

Но ведь аристократы снова свалят все на плечи крестьян, поднимут поборы, а крестяне не могут уйти от сюзерена или не работать на него, а сюзерен вправе избивать их, заточать в свои тюрьмы, обращаться, как с рабами. Значит, нужно запретить такое? Дать крепостным крестьянам права свободных людей?

Да, подтверждал бывший министр. Только так можно спасти страну. Иначе, доведенный до отчаяния, народ может взбунтоваться, тем более, что многие уже давно зовут к этому.
Наконец, попросив бывшего министра подготовить список мер, какие он считает необходимым, а еще - найти ей честных и сведущих наставников по важным вопросам, по всем серьезным вещам, которым ее никогда не учили, Аделита осталась в своем кабинете одна. Голова у нее шла кругом.

Эти бесплатные столовые для бедняков... Нужно было сделать все так, чтобы продукты для них покупались не втридорога, а по обычной цене; нужно было, наверное, чтобы места для этих столовых были в зданиях, где достаточно просторно - чтобы строить все заново, потому что это будет и время, и деньги; нужно найти, кто будет готовить пищу, и следить, чтобы предоставленные продукты не продавались на сторону; нужно будет устроить, чтобы голодные люди могли поесть прямо там, но нельзя раздавать сколько угодно хлеба и пищи , чтобы уносили с собой, кому попало - ведь тогда прибегут обманщики, наберут хлеба и станут его продавать беднякам; как же все это устроить наилучшим образом?.. Благотворительность была и прежде, но теперь оказалось, что проку от нее было мало. Все выделяемые средства оседали в карманах чиновников по пути вниз, беднякам не доставалось почти ничего.

Уже принесли списки тех почтенных горожан, которые занимались помощью беднякам бескорыстно и умело, и Аделита решила, что стоит навестить этих людей , быть может, с их опытом все пойдет лучше.
Среди прочих новостей оказалось и разведанное имя того незнакомца-военного в черном мундире, что заинтересовал ее на балу. Оказывается, этот офицер, молодой и талантливый, уже занимался военными обновлениями. А ведь он общался с небесным гостем... Когда тот, небесный, нанесет очередной визит, стоит узнать, что связывает его с Лартаном Кереном.

При полнейшей неопытности в военных делах Аделита чуяла, что военная сила может пригодиться во время предстоящих перемен.

[Σέργιος]

Марини пришел в себя на холодном каменном полу, ошейник туго стягивал горло, но не настолько что нельзя было дышать, кляп причинял куда больше дискомфорта. Кроме некоторых изменений привычной обстановки, Марини не мог не заметить некоторые изменения в самом себе. Между ног стало значительно легче. Тяжелая дверь скрипнула и в прохладную темницу зашел человек, поставив стул посредине комнаты он бросил Марини кусок червивого хлеба и присел глядя на жалкое существо которое ещё день назад возглавляло Святую Церковь Бертилии.
- А... Точно, кляп. Я и забыл. Надеюсь тебе понравилось наше гостеприимство? Можешь не утруждать себя ответом, мне всё равно, а попал ты сюда из-за своей жадности и непроходимой тупости. И ещё по тому, что ты нам мешаешь. Наверное ты думаешь что-то вроде: "Как презренный, посмел такое сотворить со слугой Божьим!?"
- И я отвечу на этот вопрос. Видишь ли, за свою жизнь я успел осудить нескольких жрецов и покарать их. И не только их, неблаговидные поступки правителей моей страны тоже не оставались без нашего внимания. Вот такие вот дела, ни короли, ни "святые" мне не указ, ибо я стою выше их и мне от рождения дано право их судить и карать. Во всяком случае так было в моей стране и знаешь дорогой друг, я уже практически считаю эту землю своим домом. Не сомневайся, многих в этой стране ждёт участь страшнее твоей. А что касается тебя, ты выйдешь отсюда в драных, грязных одеждах, что не каждый нищий согласится одеть. Ты будешь лишь нищим, никто и никогда тебя не узнает, а жалкие попытки убедить всех что ты это ты ничем хорошим точно не закончатся. Уверен, тебе понравится почувствовать на своей шкуре то, на что других обрекала твоя жадность. А когда голод и нужда доведут тебя до настоящего отчаянья, ты вспомнишь о этом доме и вернёшься сюда что бы наконец-то получить то, что ты заслужил всеми уничтоженными тобой жизнями. Если конечно твоя глупость не станет причиной твоей смерти.
Сергиос провёл рукой перед лицом Марини и тот погрузился в сон. Через несколько часов, ему предстояло очнуться в какой-нибудь луже рядом с "Двором Чудес". Связка не позволяющая другим узнать его было делом быстрым и простым, а вот самым долгим оказалось внедрение установки на возвращение назад и механизм её запуска. К сожалению гипноз не был его сильной стороной, пришлось использовать нейроконтроллеры.

[Eglenn]

Едва прочитав приказ Его Святейшества, теперь уже епископ д'Эрбле, взвесив возможности, решил воспользоваться благоволением королевы. Поэтому, еще перед поездкой к кардиналу Марини для официального подтверждения нового статуса, он отправил официальное письмо Ее Величеству, с просьбой об аудиенции. Дьяк, которому было поручено доставить прошение и дождаться ответа, конечно же не знал о деталях поручения. Но, видимо, королева и впрямь была высоко мнения о д'Эрбле и удовлетворила его просьбу незамедлительно, пригласив явиться началу вечера. В назначенное время он был в городском дворце, о его новом статусе и официальном деле можно было понять по церемониальному одеянию.
Когда перед ним распахнули двери кабинета королевы - та стояла, ожидая его.
- Ваше Преосвященство, - она любезно наклонила голову. - Примите мои поздравления.
- Благодарю вас, Ваше Величество, - ответил д'Эрбле, но тут же с сожалением покачал головой. - Смею Вас уверить, что к этой должности я не стремился. Слишком много отнимает времени и сил, приходится жертвовать тем, к чему имеется больший интерес.
- Нашей стране нужны образованные служители церкви, и я очень рада вашему назначению, - она указала на кресло, стоящее рядом со столом, напротив другого, такого же роскошного, как все здесь. - Прошу вас, садитесь.
- Как бы то ни было, но именно мое новое назначение вынудило меня просить Вашей аудиенции.
- Я вся внимание, Ваше Преосвященство. Надеюсь, нас не постигли очередные беды?
- Боюсь, они могут постигнуть всю Бертилию. Мое назначение никак не связано с заслугами перед Святой Церковью, а стало возможно именно потому, что я пользуюсь, смею надеяться, что заслуженно, Вашим благоволением. По крайней мере вряд ли что иное сподвигло бы конклав одобрить его.
- Возможно, у вас есть соображения о том, чего именно ожидает Святейший Престол от меня и Его Величества?
- Это не соображения, а прямое указание Его Святейшества повлиять через Вас на Его Величество касательно отношений между Бертилией и государством Озоксата.
Аделита кивнула невозмутимо и задумчиво. В действительности она слишком мало знала об этих взаимоотношениях, чтобы осознанно влиять на них вообще, к чьей бы то ни было пользе.
- Продолжайте, Ваше Преосвященство.
- Святая церковь давно оказывает посильную поддержку нашим братьям по вере с острова Ат в их борьбе с озиотской ересью. В прошлом Бертилия тоже участвовала в этом, но не в данный момент.
- Озоксата - давний соперник Бертилии, - как бы припоминая, проговорила Аделита, - но их успехи в этом соперничестве, если мне не изменяет память, велики.
- Вот именно потому Его Святейшество считает, что Бертилия обязана помочь братьям по вере на острове Ат. А сделать это можно одним способом, разрушив существующий нейтралитет сторон и возвращением к ситуации двухсотлетней давности.
- Ах, Ваше Преосвященство... боюсь, дела нашей страны в таком состоянии, что вряд ли мы можем позволить себе помощь, связанную с затратами, кому бы то ни было, кроме себя самих.
- Я это прекрасно осознаю, но Его Святейшество привык добиваться своего. К тому же его смущает затянувшийся конфликт с Габштерландом, поэтому он и советует переключить внимание на старого соперника.
- Что ж, я услышала советы Его Святейшества. Вы ведь знаете - такие вопросы решает Его Величество.

- Боюсь, Его Величество, - епископ сделал паузу, - даже слушать не захочет об этом.
- И только я одна могу на него повлиять, - наивно-светло улыбнулась Аделита. - Видите, на столе у меня целая гора новых бумаг?..
- Да, я в последнее время даже удивлен, что Вы стали изменять дворцовым развлечениям, предпочитая им более важные проблемы. К тому же вся эта таинственность с Вашим якобы отъездом на воды, о чем уже судачат в Клевуре. Отчасти я догадываюсь, с чем, точнее кем это связано, но только отчасти.
В словах д'Эрбле не было даже намека на адюльтер, и он, и королева знали, что причина тому совершенно другая.
- Мне кажется, что Бертилия сейчас подобна карточному домику, которые так любят строить мои придворные кавалеры. Зыбкий кажущийся покой, который может рухнуть от одного не удара даже - от любой случайности, и бросить всех в лавину смуты. Любая война - расходы, уж это я знаю хорошо. Еще хоть чуть повысить налоги - и голод бросит бедный люд громить дома богачей. К тому же, я пока не знаю, в каком состоянии наши войска, но... Вы знаете, Ваше Преосвященство, среди придворных немало генералов, и большая их часть - такие пустые глупцы, что даже знающие толк в светском обращении дамы начинают зевать на второй час общения с ними.
- Вы забыли, что я в прошлом военный? Кому как не мне это знать.
- Судите сами, чем может обернуться участие нашей несчастной страны в новых военных делах. Вне всякого сомнения, я понимаю благие намерения Его Святейшества и конклава, но реальность вынуждает меня не давать опрометчивых обещаний.
- Но для начала я бы порекомендовал хотя бы это отсрочить, но сделать вид, что Его Величество прислушался к совету Его Святейшества. Ведь любому ясно, что развязывать новую войну при незавершенной текущей равносильно самоубийству. И вот тут, если позволите так выразиться, можно убить одновременно двух зайцев: в Номе будут думать, что конфликт с Габштерландом переходит в стадию заключения мирного договора по желанию Его Святейшества, а на самом деле это позволит сократить расходы и сберечь казну Бертилии. Дело это не быстрое, а позже можно будет придумать еще что-нибудь, или обстоятельства изменятся. Мы же знаем, кто может этому поспособствовать.

- Да-да, я вас понимаю , - кивнула Аделита. - А вы полагаете... на содействие... - она показала глазами куда-то в потолок, - можно рассчитывать?

- Я знаю их возможности, но предсказать действия не возьмусь, - уклончиво ответил епископ.
- Уже знаете?

Д'Эрбле понял, что допустил оплошность, ведь Аристид не рекомендовал ему сообщать королеве об их разговоре, поэтому попытался исправить промах.
- Так и Вы тоже знаете после той демонстрации, что была устроена специально для нас, и их осведомленности о происходящем.
- Ну что ж, я поняла вас и благодарю за советы. Вы умный и опытный человек, и ваши советы ценны для меня.

Аделита поднялась, понимая, что главное уже сказано. Скоро должна была вернуться Анжоль.

- За сим не смею Вас больше отвлекать от дел, Ваше Величество, - епископ поднялся и удалился, впрочем, неспешно, соответствуя новому сану.
Собственно, в этом и была цель д'Эрбле: сделать видимость исполнения папского приказа, не подвергая себя излишним хлопотам. Он прекрасно понимал, что скоро проблемы отношений между государствами станут мелочью по сравнению с тем, что ожидает Эллойз в теперь уже по настоящему космическом масштабе.

[Эйрис ап Эйлунд]

продолжение этого. Этот же день viewtopic.php?f=270&p=70471#p70440

Для встречи, Эрик переоделся в более удобную одежду для прогулок по городу, и используя свое устройство, найти было девушку не сложно. Точней просто пришлось пройти пол города, но среди толпы он довольно быстро выявил Рене.
- Здравствуйте Рене. Что в столь дивный час вы тут делайте одна?
Она как раз недавно покинула дворец королевы и теперь просто бродила по улочкам в поисках чего-то важного. Важного для себя. Хотя бы потому что оставаться одной ей едва ли теперь хотелось. Кольцо подаренное незнакомцем так и висело у неё на шее, спрятанное под рубаху. А потому когда её окликнули, она тихо чертыхнулась. Благо что место было не особо богатое, а простому люду было всё равно кто бродит рядом с ними.
- В столь дивный час я ищу место где бы помолиться за здоровье волка.
-Зачем молиться? Он здоров и хочет вычистить округу от падали. - Эрик рефлекторно подстроился на её манеру речи, осмотрелся, слегка склонился. Позвольте составить вам компанию в этой прогулке и вы расскажете чем занимались в последние время.
Анжоль лишь коротко кивнула и продолжила свой путь. Она скользила мимо прохожих и лишь пару раз остановилась возле каких-то окон.
- Падали здесь хоть отбавляй. Например, мне известно что за вами следили. Дети. От них ничего не укрывается. - Последнюю фразу девушка произнесла как бы извиняясь.
-В любом городе детям скучно, а за монетку они готовы поиграть в шпионов с куда большим удовольствием. - Эрик с улыбкой воспринял эту новость и даже рад был этому повороту. - Я ничего не скрываю. Мне даже на руку, что детишки сами разнесут вести о мне. Не надо будет волноваться о репутации. Он деликатно останавливался вместе с девушкой, и после второго раза, уже даже не выдержал. - Боитесь что за нами следят?
- Я вас поправлю. Я знаю, что за нами следят. Всегда. - Замирая у очередного окна и с легкостью птички, Рене села на подоконник и переместила ноги внутрь здания. Что взглядом пожелала и своему сопровождающему. - Я сделала то, о чем моя семья не мечтала уже очень давно. Было трудно сделать что-то существенное. Колесо жизни в предместьях заржавело и раскатывать его довольно сложновато. Если судьба будет благоволить, то быть может к следующему году мы соберем хороший урожай.
Эрик несколько задумчиво осмотрел окно, и положив руки на подоконник, подтянулся и закрыл левый глаз. - Значит, вы решили использовать те деньги на восстановления поместья? Грамотный ход - одобряю. - Он перемахнул окно и сразу закрыл правый глаз и открыл левый, что бы видеть если в помещение было темно и не привыкать к ней. А как же великие цели и кровавые реки по улицам?
Теперь, оказавшись в тени помещения она смогла расслабиться. В этой кузнице сложно будет подслушать.
- Не поместья, жизни людей в поместье. А такими людьми проще управлять.
Эрик улыбнулся и уселся и пройдясь по кузнеце немного, слегка коснулся щипцов, но брать в руки не стал. Не его было это стихия. - Я вот слушаю вас, и у меня двоякое чувство. Встретил я девушку аристократку которой не устраивает нынешняя жизнь. Ей хочется свободы и горит в ней пламя. Она без зазрения совести, творит изменения в своей одежде. Эрик еще сделал несколько шагов и коснулся наковальни, убеждаясь что она холодная. " Похоже хозяина тут давно нету, ушел торговать?"- Дав ей яд, в смысле деньги, она сразу тратит их на своих людей. Не на "Двор чудес" и бедняков, а на свои нужды. - Он сделал круг и оказался возле девушки.
- Так скажи мне Рене, с кем я счас говорю? С кем мне вести деловой разговор в дальнейшем? Разбойница, или аристократка?
- Вы имеете дело с женщиной. От которой всегда можно ждать чего угодно. - Анжоль смотрела на мужчину, или точнее волка, как окрестила его за кольцо. В её взгляде не было ни обожания, ни восторга. Только тихая грусть. - От аристократии в моей семье остался только звук. Удел моих сестер и матушки. Здесь и без меня есть люди. А если укрепить крестьян в предместьях, можно лишить остальных всего чем они дорожат.
Эрик присел на край наковальни, уперевшись руками об неё, что бы сильно не запачкать свою одежду, и склонил голову в бок. - Вот оно как. Женщина значит. Похоже в моем случай, я сделал ошибку по первому впечатлению. Придется мне искать дальше интересных личностей, в которых есть запал что-то творить. Эрик видел в глазах девушки серую пелену и покачал головой. - Он вздохнул, и подошел к окну. " Сейчас он раздумывал о ликвидаций сведетля его личности, и даже слегка развернул голову, осматривая Рене. " Нет, не стоит. Сделаем по другому.." - Вот что, Рене. Я остановился на одной из улиц торгового квартала. (Эрик напряг память и назвал более точный адрес). Если вам понадобится помощь, будьте готовы к тому, что она будет не бесплатной, и равноценной вашей просьбе. Но если вам захочется поиграть против меня и моего рода, я с удовльтсвием и с таким же энтузиазмом начну её. Эрик не пугал, а ставил перед фактом, хотя учитывая что она лично созналась что женщина( Да еще и из бедного рода) но дать ей соломинку с размером каната вполне можно было.
Вздергивая подбородок, она коротко посмотрела на Волка.
- Мы все совершаем ошибки. Я бы хотела сказать то, что тревожит меня. Но я мало знаю вас. Вы волк. А я обещала что он не оставит их. Всех тех людей. - Она коснулась того места где чувствовала кольцо. - Боюсь... я не знаю как, и кто я. Просто Рене. Просто... Рене.
Подходя к нему на расстояние вытянутой руки, девушка замерла, слушая его слова, Анжоль склонила голову. Было ли у неё хоть какое-то желание до того, как познакомилась с королевой? Было ли у неё хоть что-то что могло остановить и вселить здравый смысл. Нет. В ту ночь когда она столкнулась с этим Волком, всё уже шло своим чередом, скатываясь в огромный снежный ком. Можно ли было теперь остановить его?
- У меня только единственное желание. Я верю в тех людей которые работают там, в полях. Я верю в каждого кто способен держать в руках орудия труда. Но потеряла веру в тех кто стоит над нами. Я потеряла веру... даже в свою королеву. - Она не боялась того что говорила. Уже давно. С тех пор как сочинила эту треклятую песню которая поднимала народ и разжигала его. Анжоль боялась только себя. - Спасите их. Хотя бы кого-нибудь. Мне не известно кто вы и откуда прибыли. Быть может вы шпион другого государства. Я быть может уже одной ногой на висилице, но... сегодня ночью я выйду в город. Вам известно, что я редко остаюсь одна. Даже сейчас за нами могут следить.
Мягко обняв мужчину и коснувшись щекой его щеки она мягко прошептала.
- Раскрыть глаза человеку в эту ночь куда важнее сейчас. Но она в опасности.
Эрик замер, даже не дышал, и чуточку позволил себе улыбнутся. Даже щека не дернулась при улыбке, когда девушка коснулась своей. " Ну что творит, что творит. А кожа мягкая... Бархатная." Эрик понял, что мысли уходят в иную стезю и рыкнул на самого себя, сгоняя наваждения. " Главное что бы не стащила ничего" Эрик опять понял что не в ту сторону думает, но в этот раз мысль отрезвила его.
- И кто же в опасности? - Он плавно отстранился и перехватил подбородок девушки, и позволил солнечному свету играть на лице девушки идущего с окна. - Что даже такая женщина хочет помощи от незнакомца.
Глядя в его глаза, Анжоль невинно моргнула, словно и правда была так хрупка как должна была быть. Всего лишь женщина. Которая отказалась выходить замуж, хотя вся комната была завалена конвертами.
- Королева. - Одними губами, без единого звука, она произнесла это. - Эта игра способна завести слишком далеко и защитить её не будет возможности.
Лицо Эрика стало сосредоточенным, и наваждения испарились услышав эту фразу. Его взгляд стал более сосредоточенным, и теперь он уже куда серьезней смотрел на неё. Да кто же ты такая Рене, что саму королеву знаешь? Постой... Ты ведь была на балу... - Эрик отпустил подбородок девушки, и слегка отстранился от неё. - По какой причине она собралась идти ночью куда-то и почему ей угрожает опасность?
- Потому что любопытство всегда сильнее разума. - Отстраняясь от мужчины и опуская голову она вздохнула и посмотрела в окно. После чего тут же спряталась, прижавшись к стене. Переговариваясь и тихо смеясь там проходила группа студентов. Молодые и едва ли разумные. И всё же Анжоль смотрела прямо на них. Как ей хотелось не видеть перед собой эти улыбки.
-Вот что, уважаемая Рене, сделаем проще. - Он выглянул в окно, и убедился что людей стал поменьше. Я вам помогу охранять ваук королеву в эту ночь, а вы мне дадите списки ваших друзей-аристократов которые примут помощь от незнакомца и дадут ему поддержку в бизнесе Буржуев. Если вас устроит это, я смогу стать вашим спонсором, покровителем в грядущих делах. А мои же покровитель, будет доволен поддержкой с вашей стороны.

[Eglenn]

Вечер всегда нес в себе нечто тихое. Или условно тихое, если не считать шумных улиц не спящей черни. В этот раз Анжоль зашла с черного хода и протянула вещи служанке. То были удобные мужские вещи, вместе с сапогами. Всё это ей удалось спрятать в двух сумках которые были на её коне. Плащ и шляпу они смогут найти по ходу.
- Пусть миледи переодевается. В платье ей будет тяжело. И пусть сделает косу.
Ничуть не удивившись, Берта, посвященная во все секреты камеристка, лишь сделала книксен, понимающе кивнув, и пригласила Анжоль пройти в гостиную.
- Прошу вас подождать здесь, леди Анжоль, госпожа скоро будет.
Действительно, минут через десять (видимо, это время нужно было, чтобы расшнуровать платье, и надеть мужской костюм) в гостиной появилась Аделита... До чего же она сейчас была не похожа сама на себя! Перед Анжоль был стройный юный кавалер, чьи длинные волосы были перехвачены на спине лентой - иногда эксцентричные модники носили такие прически... если можно это назвать прической, конечно. Впрочем, все равно лишь в темноте можно было спутать Аделиту с мужчиной, слишком уж нежным было ее лицо.
- Отлично. Прогулка добавит ещё деталей, но в целом пойдет. Сегодня я Рене, вы будете... Придумайте имя и убедительную ложь. Меня там знают, но молчат, вас нет. - Разговор можно было продолжить и по пути. Коня девушка решила оставить здесь, пусть и далековато пешком, но зато вполне убедителен будет их внешний вид.
- Они ведь поймут, что мы женщины?.. - Аделита придирчиво оглядела себя в большом зеркале (Анжоль знала, что королева с ее артистичной натурой любит зеркала, а сейчас, когда на улице уже почти стемнело, здесь горело множество светильников, дававших мягкий желтоватый свет) , и они вместе направились к выходу в коридор, ведущий к черному ходу.
- Несомненно. Но там где мы будем этим мало кого удивишь. - поправляя плащ и треуголку, девушка юркнула во тьму.
Следом за ними, но держась поодаль, последовали все те же доверенные слуги королевы - одетые в невзрачную темную одежду, незаметные в ночной темноте.
Дворцовая площадь перед фасадом дворца была освещена множеством огней, но огромное здание имело пару десятков выходов на задний двор, в подсобные дворики, туда, где ночью освещение всегда было очень скудным за ненадобностью. Здесь тоже были маленькие охраняемые проезды, через которые перемещались кареты и повозки, но при желании худенькие девушки могли бы протиснуться даже через широкие прутья дворцовой ограды. Этого, конечно, не понадобилось - вышли беспрепятственно.

Анжоль старалась держаться тени и ждала когда будет не так много лишних глаз. Их планом было просто добраться без привлечения внимания до простых районов. Собственно фонари местами не давали столько света чтоб можно было понять кто и зачем идет. Рене не говорила, а просто шла. Уверенно.
- Я... мне придется говорить с вами просто. Так что придумайте себе имя. Безликое. Одурачить мы вряд ли кого-то сможем, но по крайней мере я буду знать как представлять своего товарища.
- Арди, как и было на маскараде, - Аделита старалась успевать за подругой, хотя в полутьме и темноте это было непросто. - Я уже думала о том, как все устроить. Самое достоверное вот что: якобы я служила камеристкой у госпожи Латаны, и поэтому, как и она, жила не в городе, а в ее особняке близ большого загородного дворца. Леди Латана знает все, и, если понадобится, могла бы поддержать эту историю. Я уже позаботилась о том, чтобы снять несколько комнат неподалеку от дворца, чтобы делать вид, будто я там живу: ведь не могла бы я говорить, чтобы письма, предназначенные мне, приносили во дворец.
- Камериста... нет. Слишком сложно. Камеристки не гуляют ночью по улицам. - Короткая улыбка сверкнула в полумраке. - Хотя если бы ты только была ей, но тебя выгнали со службы.
Как раз впереди показалась весьма богатая карета и кучер закричал на двух девушек чтоб те убирались с дороги.
- Иногда гуляют, поверь, - Аделита подавила смешок. Уж она-то знала это наверняка! - Изобразить, что леди Латана меня прогнала, будет несложно, вряд ли за это краткое время кто-то из здешних жителей сумеет это проверить.
Кивнув, она с удивлением увидела явление от которого стыла кровь в теле. То, чего она так опасалась в последнее время. Баррикады. Анжоль схватила подругу за руку и вместе с ней юркнула в ближайших переулок.
- Маттиас... где же ты... - В голосе была тревога смешанная с волнением. Единственный кто мог хоть что-то сообщить был лишь тот мальчишка. Он сновал здесь везде и знал каждый уголок.
...- Мадамы в камзолах!
Мальчишка в темноте чувствовал себя, как рыба в воде. И как давно он за ними, интересно, шел?.. И многое ли слышал?.. Прирожденный шпион!
Стянув с головы огромный то ли берет, то ли кепку, словом, нечто бесформенное, видавшее виды, способное послужить решетом, сделав галантное движение этой "шляпой", Маттиас раскланялся.
- Маттиас! Так рада тебя видеть. Что там с той девицей Вуазен? Я слышала пропадало пару детей. - Она говорила тихим шепотом, но так чтоб слышали оба. - Мне удалось умерить пыл наших друзей из предместий. Это моя Арди. Арди, это Маттиас.
Стягивая треуголку, она воодрузила её на голову мальчишке и продолжила свой путь. Стоило ли сейчас идти в Двор Чудес или же у короля нищих было плохое настроение. Можно было только гадать.
- С той, что по крышам скакала? А бес ее знает! Порт-то горел, что твое пекло, ууу, сколько всего погорело!
Мальчишка скользил, то забегая вперед, то назад, в темноте не было видно толком, во что он одет, только угадывалось, что разжился какой-то новой тряпкой с чужого плеча, что-то вроде старой кофты, должно быть, теплой. У нищих мальчишек было свое отношение к одежде - такая вот бесформенная рвань могла служить и одеялом, и подстилкой, и карманы в ней здоровенные - не то ччто какая-нибудь щегольская курточка.
Скрипнув зубами Анжоль вздохнула.
- Ускакала птичка. Жаль. - Стоило бы найти её раньше, так задала бы она ей хорошую трепку. Такой позор и с таким вот ворохом бумаг. Из-за её блажи кто-то написал памфлет. А ей теперь обидно до глубины души. - Что у чудесных?
- Что пожива будет, - ответил Маттиас. В темноте глаза его ярко стрельнули на Анжоль-Арди, мол, при этой-то твоей, непонятной, остеречься бы всё говорить!
Чудно получалось. Весьма чудно. Как она и думала, при Арди всё весьма осторожно. Показать ей мир под вуалью значило бы раскрыть всех. А потому она сделала то, что и планировала.
- Старый дом. Графиня Серра. Сегодня почти ночь... Маттиас. Как давно была черная месса? - Там где высшему свету всё прощалось, начиналось болезненное молчание бедных женщин. Их терпение было не безгранично, они не могли больше закрывать глаза на бесчинства. Как похищали их детей, как бледная смерть забирала их к себе, рукой ухоженной. И всё ради красоты или желания любви. А как же много было тех, кто верил в это шарлатанство и укладывался на черный алтарь. Знала ли королева о том какие жертвы несли бедные женщины ради того чтоб какая-нибудь кудрявая овечка приподнесла ей ночную рубашку.
- Дуры набеленные, думают, молитву задом наперед прочтут и себе на сиськи маслом покадят, им счастье будет, - с глубочайшим презрением откликнулся мальчишка. - А уж коль младенца зарезать, так в них тут же король втюрится. Как же! Нужны они, макаки!
- Что?! - Аделита чуть не подскочила на месте от таких словечек. - Младенца?..
- А вы думали, мамзель? Ого-го как делают! Уж коль младенца в жертву принести, все сбудется! Вон, говорят, у них сам кардинал тайком задом наперед мессы служит!
- Господи, - остановившись, Аделита глядела на Анжоль.

Поведя плечом, Рене вздохнула. Ей нужны были доказательства. Ей нужно было что-то что может ей позволить за волосы в одно утро вытащить герцогиню и срезать все её золотистые прелести с головы. Но было нельзя. Пока что.
- Мне нужно что-то что позволит обличить их. Не первый день стараюсь, но ускользает. Да и кто бы поверил. Ищейкам едва ли дело есть. Они лишь грызутся между собой.
Глядя перед собой, Анжоль вышла на небольшую площадь. Везде мерцали костры бедняков. Тех, кому не нашлось места у Чудных, но и дома у них не было. Отсюда до Двора было рукой подать, но девушка остановилась. Ведь если все постепенно начиналось, значит где то там была её душа. Значит, где-то там были студенты. Одно её радовало. Поместье она оставила в верных руках. И это было едва ли управляющий или юрист. Кузнец, пекарь... Хлебопашцы. Она не так уж долго пробыла у них, но каждый слышал из её уст слова которые задели сердце и бросили в них угли, готовые разжечься в пламя.
- В брошюрах говорилось - очень много бездомных... - Аделита говорила тихо, не от смущения, но голоса их могли быть слышны далеко. - Что многие крестьяне даже до того доведены, что бегут от своих сеньоров, скрываются в больших городах. И что много таких, кто приходит в города в поисках работы, не находит, а за комнаты надо платить, и тогда их выгоняют.
- Ты не представляешь на сколько. Вся Бертилия страдает. - На какой-то миг в пламени костров сверкнул праведный гнев Анжоль. Она смотрела на королеву словно была волком, а та была всего-лишь овечкой. Но то было лишь игрой света. Девушка стояла глядя на то как дети бегают с люлюканием и гоняют живность. Кто-то кажется поймал крысу и теперь довольный тащил её к огню. - Сегодня одна из них не досчитается ребенка. А завтра утром кого-нибудь найдут в канаве с перерезанным горлом.
- Они что... - недоуменно спросила Аделита, на этот раз уже совсем шепотом, - они что, ее собираются _жарить_ ?!
- Именно. - Пожав плечами, девушка направилась дальше, мимо всех этих людей которые просто пытались выжить. Которые смотрели голодными глазами.
- Подожди, пожалуйста... - Аделита оглянулась, и , сделав несколько шагов назад, увидев в темноте силуэт одного из следовавших за ними "стражей", сделала ему знак подойти, и сама вернулась к нему. Анжоль не слышала, о чем они говорили - через несколько минут девушка уже возвратилась к ней.
- Я сказала, чтобы один из них отправлялся в ближайшую большую лавку, чтобы пусть даже разбудил хозяина, купил там хлеба столько, сколько будет можно привезти, хоть всю лавку пусть скупит, и пусть здесь раздадут детям... - она окинула нищих взглядом еще раз, - тут ведь, кажется, не бандиты, не такие, что отнимут, чтобы потом продать?..
Анжоль лишь качнула головой и вздохнула. Раз Арди так желала, значит так тому и быть. Вот только это привлекало к себе внимание и очень хотелось верить что Маттиас не убежла сообщать о новой подруге Анжоль во Дворец Чудес.
- Нельзя же, чтобы дети ели крыс, - словно извиняясь, объяснила Аделита. - Тут бы узнать, что за беда у кого, почему они здесь оказались, может, можно кого-то устроить работать, да мало ли, как можно помочь.
Можно было накормить всех здесь хлебом, а завтра дети снова найдут себе подобный ужин. Всех не спасешь. Откуда-то со стороны послышался девичий крик и Анжоль сорвалась с места. Всего лишь несколько кварталов дальше и крики о помощи и слезные мольбы стали громче. Кому-то едва ли хватало развлечений в пабе и они нашли его в лице молоденькой цветочницы которая всего лишь хотела вернуться домой. И были это не такие уж и простые юноши.
Делать нечего - пришлось побежать следом. Неужели подруга собирается с ними драться?!
Появляясь на горизонте и громко засвистев, девушка склонила голову на бок, глядя на всхлипывающую мадаму и троих юношей. Каждый был пьян и каждый едва ли был похож на то, как их представляли родители.
- А матушка знает чем занимаются их малыши? - Её елейный голос едва ли показывал страх, но отвлек "господ" от своей жертвы. - Так почему бы не выбрать птичку по своей жердочке? А ты, брысь отсюда, пока цела.
Подхватывая булыжник с земли, Анжоль кинула его в одного из "презренных". Попав в плечо и вызвав бурю гнева, она тихо засмеялась.
- А слов связать никак не в состоянии.
- Иди куда шел, мальчишка! Эй, вернись, птенчик, мы ещё не закончили. - Второй камень угодил в затылок и он упал лицом в грязь. А двое других непонимающе смотрели в сторону Анжоль. При них не было оружия, как и при ней. А потому, пусть драка была и неминуема, она сумеет справиться.
- Арди, возьми те камни и научи их манерам. - Очередной громкий свист должен был разбудить вездесущих мальчишек которые вечно шныряли недалеко.
Аделита понятия не имела, как следует вести себя в такой ситуации. Камни?.. Кидать в них?.. Для нее это было чем-то запредельным. Но все-таки она подняла камень, а потом, сдвинув брови и нахмурившись, проговорила тоном, что был ей куда привычнее - повелительным , не терпящим возражений, голосом, выработанным годами на "придворной сцене", смотря на эту троицу сверху вниз - хотя была ниже двух стоявших парней: это было чувство превосходства, к которому прибавилась новая, неведомая Аделите прежде гордость убежденности в своей правоте:
- Убирайтесь отсюда, и не позорьте своим пьяным бесчестием ваших матерей и отцов.
А за спиной Аделиты, в полутьме, уже замаячили фигуры сопровождавших девушек мужчин.

В минутной тишине, в которой внутри Анжоль всё похолодело, двое оставшихся расхохотались. Их хохот был скорее истерическим. Его невозможно было остановить.
- А это ещё кто такая. Кому ты говоришь убираться? Ты маленькая чумазая девчонка. Кто ты, чтоб командовать нами. - Задыхаясь в своем смехе, они бросились вперед, едва не сбивая Анжоль с ног. Однако она сумела устоять и даже ударила головой того, кто рискнул с ней столкнуться. В ушах зазвенело.
- Идиотка... какая же я идиотка. - Наверное и правда сложно было исправить то, что невозможно исправить. Камни играли свою службу, они показали то, где было тонко. И то, где могло бы порваться. Ей так хотелось не делать того, что должно было произойти. Выуживая из голенища сапога кинжал, она вонзила его в бок одного из нападавших, а второго схватила за шиворот, утягивая за собой. Голова кружилась, но были куда более серьезные проблемы. Она убила человека.
Дело решили куда более умелые, крепкие и обученные дракам люди - те, что доселе за всю их прогулку не вымолвили ни слова. Анжоль показалось, что парень, с которым она сцепилась, вдруг сам собою от нее оторвался, в следующую секунду она увидела над собою массивную фигуру одного из тайных сопровождавших - и успела заметить, что юнец грохнулся куда-то в кусты, росшие близ паба; третьему гуляке оставалось либо дать деру, либо смириться с тем, что он будет следующим.
Аделиту же она обнаружила сидевшей на земле рядом с поверженным юнцом , причем, скинув с себя камзол, она судорожно отдирала рукав от блузы, явно собираясь этим "бинтом" то ли перевязать, то ли сделать что-то с раной юного пьянчужки - очевидно, не умея и не представляя, что вообще полагается делать в таких случаях.
- И что. Ты думаешь это его спасет? - Хохотнув, Анжоль посмотрела на убитого. Такой молодой. От потери крови здесь умирали постоянно. А ещё чаще от заражения. - В лучшем случае он промучается до утра. Идём. Теперь опасно здесь оставаться. Как бы не пришли ищейки.
- Но он же тогда умрет наверняка!
- Ну конечно. А так он не умрет совсем. Ведь ты изволила оторвать свой рукав.
Девушка только замотала головой, скомкав оторванный рукав, она прижала его к боку парня, туда, где все было в крови - юнец, видимо, от боли, пришел в себя и только смотрел на девицу, которая почему-то пыталась его спасти. Руки Аделиты, конечно, уже были все перемазаны в крови.
- Он пьяный глупец, они, должно быть, собирались распутничать, но у него ведь тоже должна быть семья, нельзя же, чтобы человек погиб вот так, из-за пьяной глупости! Где ты живешь?.. как твое имя? - она спрашивала это уже у юнца. - Надо его перевязать как следует, и чтобы кто-то сбегал за каретой, отвезти его домой...
- Вот и погибли мы. - Закрывая лицо руками, Анжоль пыталась придумать что делать. На шум уже сбегались люди и многие смотрели на них. Кто-то тыкал пальцем и о чем-то шептался. А раненый смертельно смотрел на свою спасительницу и пытался осознать произошедшее.
"Умри же ты наконец. И не позорь себя..."
Анжоль не металась по улице а пыталась найти выход. Оглядываясь назад и прикусывая губу, она вздохнула.
Аделиту все это, похоже, совершенно не смущало, и она, оглянувшись, громко сказала:
- Кто-нибудь, пошлите за доктором и за каретой! Скорее же! Кто-нибудь знает, как его зовут? И помогите мне его перевязать, что вы стоите и смотрите?!
Люди, подогретые своим страхом перед высшим светом смотрели на всё это и на крик девушки ответили молчанием.
- Карету и доктора? Кому? Этому животному? - Старая женщина смотрела с неприкрытым презрением. Не первый раз она видела его здесь. Его и парочку его друзей. Они приходили сюда скрывая свои имена. Так любили делать все дворяне. Потому что здесь было куда проще развлечь себя.
- Небось они из этих. Святых задниц которые в своих доминах хохочут над своими делами.
Гомон поднялся сильный и Анжоль оскалилась. Всё оказалось куда проще. Не нужно было заходить дальше, чтоб всё стало явным.
- Может, он и животное, а сейчас он едва дышит, бросить его - это уже я животное буду, - она не поднялась, только смотрела на старую женщину, выпрямившись. - Его грехи - они грязь, а так бросать - не по-людски.
Подходя к королеве ближе, Анжоль выдохнула.
- Мы возвращаемся. Пусть твои люди найдут карету. Весь Клевур спустя время будет знать о нас. - И уже разворачиваясь, она выцепила взглядом мальчишку, поманила его и прошептала кое-что ему на ухо, протягивая пару монет. Он точно найдет того кому предназначалось послание. В этом сомнения не было.
"Вива ля Бертиль!!!"
Забавно, но кажется до слуха Рене долетели приглушенные слова собственной песни.
- Его смерть на моих руках. - Наверное маска с Анжоль соскользнула уже давно, но только сейчас на нем не было никакого сожаления. Всего лишь жертва обстоятельств, а ей нужно было спасать королеву. Наверное Боги всё же благоволили им, послышался стук копыт и очень быстро на небольшом пятачке появился вороной конь с мужчиной в капюшоне. У него были знакомые пуговицы на сюртуке, но сейчас это едва ли было заметно. Он молча, не задавая вопросов подхватил раненного юношу. Анжоль помогла ему усадить того в седло. Они задержались всего на пару минут и этого было достаточно чтоб взгляды двух людей пересеклись в безмолвном диалоге.
О карете, видимо, слуги Аделиты позаботились после ее первых слов - обычно такое делалось просто: задаток до, остальное после... видно, раздобыли полудремлющего извозчика, что караулили близ злачных мест. Аделита молча шмыгнула в карету, вытирая руки платком - внутри было темно, не разобрать ни крови, ни чего бы то ни было, только ее блуза белела, как пятно. Только сейчас девушка заметила, что ее всю трясет.
- Ужасно это все, ужасно, - проговорила она. - Что за люди, одни ходят поживиться беспомощными девушками, другие смотрят и не думают помочь...
Анжоль молча посмотрела на толпу и села в карету в след за королевой.
- Потому что между нами пропасть. Одни могут позволить себе всё, а другие и слова сказать не могут. У той старухи погибла дочь. Она утопилась после надругательства. А та девчонка. Дочь кузнеца, смышленая, но глупая. Завтра весь Клевур будет на ногах.
- Почему? Девчонка ведь цела, а что им до дворянского сынка?
- А то, что завтра повесят невиновного.
- Что?!! Кого?! Почему?!
Чуть повернув голову, Анжоль вздохнула.
- Найдут, молодого наверное парнишку и повесят как убийцу.
- Не повесят, - твердо сказала Аделита, - я об этом позабочусь. Письмо в этот жандармский участок отнесут сейчас же, а дело замнут.
Улыбнувшись, девушка склонила голову на бок.
- Возвращайтесь во дворец. Примите ванну. А я останусь здесь. Мне нужна тишина. А вам покой, моя королева. Увидимся завтра. - И с этими словами, девушка легко выскользнула в отрывшуюся дверцу. Провожая взглядом карету, она отметила что за спиной остались все неблагополучные кварталы. А сама она перемазана в чужой крови. - Вива ля Бертиль, моя дорогая.
- Какой уж тут покой, Анжоль...
В пути к дворцу Аделита мысленно составляла предписание, вернее, приказ для жандармского управления с категорическим запретом на подобную практику .

[Eglenn]

...какая уж там ванна. Впрочем, ванна - это хорошо, но в пути Аделита едва дождалась, пока карета доползет до задворков дворца. Она вновь надела камзол, пока проходила в свои покои - руки, оттертые платком, держала в карманах, так что Берта, похоже, в тускловатом свете лампы не заметила, что руки юной королевы перемазаны в высохшей крови. Вымыла руки, и сразу же села за столик.

В главное управление жандармерии. Предписание немедленно прекратить порочную практику, согласно которой создавалась видимость успешного расследования преступлений, когда виновным назначался произвольно схваченный простолюдин, мало-мальски подходящий под описание. Светлейший монарх будет крайне удручен, узнав, что в его столице происходят подобные обманы!.. Она писала от своего имени - ибо подобные предписания-приказы от персоны самой королевы будут иметь куда больше силы, чем официальные, спускаемые "сверху вниз" по всем чиновничьим уровням, и подействуют быстро, ведь все служаки знали, что король становится покладистым, как ягненок, перед своей юной супругой, выполняя все ее капризы.

Ей хотелось излить в письме весь накопившийся гнев, но девушка вспомнила, что в городе, похоже, может вспыхнуть бунт, и тогда жандармерия может пригодиться - и предписание было составлено таким образом, чтобы дать понять: исполняющий его может рассчитывать на признательность королевы.

Отдельное письмо было отправлено в жандармский участок квартала, где произошли ночные события. Подумалось, что если кому-то из жандармов есть дело до похождений вышестоящих - вполне можно связать все эти события. Но, в конце концов, какая разница?..

Следом - утром же, как только откроются лавки - послать доверенных к торговцам при пекарнях. В бедные и нищие кварталы и предместья. Пусть покупают хлеб, и раздают его беднякам и нищим, следя за тем, чтобы детям доставалось непременно, и взрослые не отбирали его у них (впрочем, вспомнился Маттиас и шмыгающие по улицам мальчишки: у таких, пожалуй, отберешь - они сами юркие, как ужи, убегут мигом, добычу сохранят); чтобы на этой раздаче не возникло драк, выделить сопровождение. Когда будут спрашивать, кто устроил эту дармовую еду - говорить, что это лицо пожелало остаться неизвестным. Пусть скажут, что это будет и завтра, и послезавтра, и еще много дней, пока люди голодают. Да, все равно будут, наверное, возникать драки за хлеб, но пока не устроены помещения, где можно прийти и съесть пищу , не платя денег, а если нельзя уносить, то нет смысла и пытаться утащить-перепродать - пусть лучше так, чем никак. И скорее, скорее хотя бы начать, хоть пара столовых, где эти вечно голодные люди смогут всегда получить пищу! Пусть даже бунт, - с какой-то решимостью подумала Аделита, - но невозможно знать, что дети ловят крыс от голода, и ничего не делать. Жандармы же... Что ж, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы связать не только ночное происшествие и запрет карать произвольных людей за чужие грехи, но и эту внезапную щедрость неизвестного лица - тем лучше. Решат, что королева нашла себе забаву в кормлении нищих.

[Sven]

Прошлой ночью, многие были возбуждены до изнеможения. Многие из радикалов, многие из соседнего кружка «Друзья Народа», фактически все студенты, идущие вслед за мсье Рабастаном, а так же некоторые члены, «умеренного» крыла, которые в свою очередь, были убеждены своими друзьями, одним простым аргументом. Манифест с требованием королю созвать всесословное собрание был проигнорирован или затерялся где-то в канцелярии Его Величества, что впрочем было равносильно.
Как же долго многие ждали этого дня, сколько же слов было уже сказано за последнее время, начиная с тех мыслителей, что пару десятков лет назад активно выступали на всенародное Просвещение, но как обычно эти потуги не увенчались успехом и с годами ситуация лишь обострялась и переходила в разряд предреволюционной. В этот день, после «Народного Письма» и его игнорирования (вольного или невольного, для этих людей уже было не важно) ситуация начала развиваться стремительно, словно бы оборвалась тонкая нить.
И всю ночь неустанной работы печатников, и вот с самого раннего утра, когда не вышло даже солнце, но его лучи уже озаряли небеса, «Письма из катафалка», «Старик Жаку» расходились из библиотек, вполне себе ставших национальными, под каждый дом в Клевуре, разумеется таковым было устремление множества парнишек. Рабастан и его богатые друзья не пожалели денег, для тех кто не готов был работать ради идеи, и как бы не противно было, но некоторые людишки из местного ворья за звон монет, понесли в «Двор Чудес» и в портовый район, призыв строить баррикады.
Такой же призыв был и для всех жителей Клевура – выйти, ради еды, выйти ради собственной жизни! Листы под дверь каждого дома, созывали людей присоединиться к идейным студентам и многим из преподавательского состава (идейным вдохновителям) – они писали о революции, о том, что костры мятежей уже сливаются в единое народное пламя. Они писали лозунгами, столь новыми и волнующими, для этого временного периода на этой планете. А в доказательство к словам, подготовленные студенты, начиная всего с нескольких десятков, начали собирать телеги с бочками и тащили всякий хлам, к городской тюрьме, напрягая местную охрану, такая же картина, с утра пораньше началась возле казармы городской стражи, где протестующие, сначала немногим числом, перекрикивались с запертыми (задержанными недавно) людьми из временных камер в этой казарме, и те в ответ высовывали руки через клетки и, кричали призывая товарищей, славя революцию.
Сам же Рабастан, и его соратники, строили ещё одну баррикаду замыкающую городскую площадь, с двух сторон, тут где было здание Оперы и главной библиотека, а так же кафедральный собор, и всё это безобразие было всего в трёх кварталах от городского королевского дворца. Но это было далеко не все действия, которые предприняли люди, призывающие весь город. Взывая к исторической памяти, они упоминали героическое сопротивление Клевурцев армии Озикастцев, несколько веков назад, ведь и тогда король был далеко и жители этого города проявляли самостоятельность – на эту самостоятельность и национальную гордость, на перечисление бедствий и разорений был упор, в качестве причины выхода. К тому же, в листовках авторы (ни смотря на собственную радикальность) успешно избегались призывы к немедленному штурму дворца, призывали показать сбор народа, дабы привлечь людей к баррикадам, а там уже Рабастан рассчитывал воспламенить сердца. Он ничего не знал о принципах пропаганды, ибо это искусство, совершенно не было развито в это время, но революционеры сегодняшнего дня, были теми кто начал протаптывать эту дорожку.
Ещё одним действием, ещё до того, как начали собираться баррикады – была отправка гонцов, коими выступили молодые люди, которым выдали по лошади, и денег на дорогу, по городам где были ячейки клубов и кружков. А так же, в их задачу было распространение листков по посёлкам, дабы селяне останавливали свою деятельность и храбро выступали против своих помещиков, и дальше важно – вместе со всей нацией Бертилии, во имя этой страны и её народа, - «Вив ля Бертиль!» символические листки были заправлены в сумки этих гонцов и они выдвинулись в разные стороны от столицы.
В потрёпанном сером жакете, мсье Рабастан, ощущал прилив сил, он видел воодушевление в глазах своих студентов, - основной движущий силы, этого Клевурского начала революции. Подавляющее большинство здесь не имело оружия, но у него был пистоль, и главное радикал был готов его применить. В основном же, близ строящихся баррикад разбивалась мостовая, для вполне себе ясного использования камней. Ведь булыжник…

[Eglenn]

... О том, чтобы остаться во дворце, Аделита даже не помышляла. Едва проснувшись и наскоро позавтракав, она оделась, на этот раз в платье темно-коричневого цвета - такие часто носили женщины, работавшие в "обществах милосердия". Головной убор в виде легкого светлого покрывала прятал волосы - все вместе выглядело предельно скромно, но было, бесспорно, к лицу юной королеве, тем более, что привычная роскошь все равно уже давно не разжигала в ней воображения, в отличие от этих одежд простонародья. В камзоле и мужской одежде появляться днем она не рискнула - было неловко, да и не вполне удобно.
Только вот кольцо.. Обручальное кольцо , к счастью, плоское, усыпанное бриллиантами, на котором красовался герб королевского дома. Еще во время свадьбы рисунки этих двух колец появились во всех газетах, повествовавших об этом великом событии. Снять это кольцо было совершенно непростительно - все равно, что предать супруга. На балах это колечко легко скрывалось от взглядов благодаря перчаткам, во время первого выхода Аделита просто повернула его изнанкой наружу и держала руки так, чтобы не показывать его; можно было надеть митенки - перчатки без пальцев... Но вдруг ее осенило. Спустя минуту поверх колечка легла повязка , обмотанная так, как будто закрывала порез или ссадину. Получилось очень достоверно. Из других "признаков" на ней была только золотая цепочка с кулоном все с тем же гербом, спрятанная под одежду.
Маленькая карета направилась прочь от центральных богатых кварталов.
Не так уж далеко проехали - и остановились внезапно. Выглянув в оконце, Аделита увидела впереди целый затор из нескольких карет и пары повозок, что не могли проехать - кто-то уже кричал, чтобы разворачивали, нет тут проезда, улицу загородили! К счастью, их карета еще не успела оказаться придавленной в улице; удалось свернуть, но девушка все же решила выйти и посмотреть, что впереди происходит. Все прохожие в этом месте были вынуждены тесниться на узких тротуарах у каменных стен , дорога была запружена повозками.
Аделита никогда прежде не видела баррикад и понятия не имела, как их строят, и как готовятся их строить, и какая от них польза в бунтах. Но в знакомом ей месте, близ зданий Оперы и Библиотеки, громоздилось нечто, перекрывавшее улицу, показавшееся ей кучей хлама, громоздкого, наваленного как попало... вокруг толкся народ, стоял громкий гомон. Публика, тащившая что попало к этому сооружению , была разной - были тут и мужчины вида оборванцев, и молодые студенты в перепачканных сюртуках и куртках. Несколько минут девушка созерцала все это движение, даже решившись спросить у какой-то тетки, торговки по виду, так же глазевшей на происходящее - а что это делают, зачем?
- А, буянить хотят! - ответила тетка. - Драться вроде!
- А что хотят?
- Да кто их поймет! Свободу кричат, а так поди разбери. Запирай дверь покрепче от ихней свободы !
... На той площади, где вчера мальчишки жарили крыс, сейчас царило столпотворение. Закрытая телега примостилась у одного из ветхих, покосившихся домов - непонятно было, как эти облезшие стены вообще держатся - а телегу со всех сторон обступил здешний люд, но от нее же тянулся хвост длинной очереди, в которой стояли в основном женщины и старики - и было видно, что если б не крепкие мужчины из того самого сопровождения, обеспечить которое Аделита указывала в своих распоряжениях - никогда не получилось бы этого зыбкого порядка. Народ бы бросился к телеге и мог бы просто ее опрокинуть, чтобы урвать, кто сколько сможет утащить.
При дневном свете вся эта публика выглядела куда плачевнее, чем ночью, в тусклом свете костров. Что женщины, что караулившие поблизости или стоявшие рядом их мужья - искудавшие, грязные лица, вместо одежды у многих ветхое тряпье, волосы женщин прятались под мятыми чепцами, чей цвет было невозможно понять, выбивались всклокоченными серыми прядями. И хотя тут встречались совсем юные лица, видно было, что до чистоты есть дело немногим. Должно быть, замужним все это было уже безразлично, прокормить бы детей. Но все же сейчас в лицах нет-нет да и мелькало нечто неопределенно светлое, поскольку взгляды эти устремлены были туда, вперед, на телегу, с которой несколько мужчин раздавали хлеб.
- Ну, ну, не напирать! - покрикивали раздающие. - Не лезьте, всем хватит!
Давали по большому круглому хлебу в одни руки, и Аделита припомнила , сколько такой хлеб стоил на рынке, где она ходила в первый день. Кажется, двадцать медяков. Двадцать медяков... В брошюрах было написано, швея должна работать целый день, не разгибаясь, за пятнадцать, и столько платят женщинам в любых мастерских, куда вообще берут женщин... Женщинам вообще меньше платят... Странно - ведь женщины слабее, им трудней работать.
Сколько такого хлеба нужно человеку, чтобы насытиться, юная королева тоже толком не знала. Ей самой подчас хватало на целый день пары пирожков да двух-трех пирожных , придворные врачи назидательно втолковывали ей и королю, что молодой женщине очень вредно питаться, как птичка, отсутствие аппетита вредно для здоровья. Но ведь она никогда не голодала, не утруждала себя работой, жила в тепле и удобстве.
Она стояла в стороне, но даже в невзрачном темном платье все равно сильно выделялась среди здешней публики. Первыми ее заметили "булочники" на телеге - и оказалось достаточно запинки на несколько секунд, взглядов поверх протянутых снизу рук, чтобы и все бедняки заоглядывались - на кого это смотрят?..
Несколько долгих секунд Аделита чувствовала себя, словно в ложе Оперы на представлении для королевского двора, где вся публика в ложах и половина публики в партере смотрит в лорнеты не на сцену, а на нее, королеву. И девушка, вдруг оробев, невольно сделала несколько шагов назад, отступила , чувствуя себя предельно неловко среди всего этого царства разорения и человеческих бед.

Почти весь день, пока не стало смеркаться, Аделита ездила по тем местам, где раздавали хлеб. На этот раз она была уже готова к тому, что увидит, постепенно ее смущение проходило - только еще в карете она старательно измяла свое платье, сделала все, чтобы оно не выглядело таким новым, чтобы не выделяться этой бросающейся в глаза свежестью, измазала его подол. Осмелев, она начала помогать раздавать хлеб - все-таки еще одни руки, раздача шла быстрее, где-то ей начинали помогать самые бойкие из местных теток - так очереди голодных, стоящих за куском хлеба, двигались быстрее. Где-то получалось расспрашивать женщин о том, откуда они родом, как живут, чем кормятся их мужья, сколько у кого детей, как им с семьями удается устроиться тут, в Клевуре, есть ли работа, чем думают жить дальше... Все, что в брошюрах было описано ужасными, но абстрактными красками, сейчас обступило ее, смотрело в лицо, дышало, полнилось запахами, которые Аделита вскоре перестала замечать - сквозь грязные маски проступали человеческие лица, кто-то, рассказывая о своих бедах, вздыхал и утирал слезы, кто-то ругался и проклинал власть имущих, дворян и святош. Но одно объединяло их всех - все они привыкли работать, умели работать, хотели работать - да только работы им не было, а что была - хорошо, если хватит снять угол в городской лачуге, где вместо кровати тюфяк из соломы, да с горем пополам прокормить детвору, хорошо, если муж найдет работу - хоть камни таскать, что угодно, выбирать не приходится, а в деревне - куда там!.. хоть кто не крепостной, а вся земля под сеньорами либо святошами, им за землю плати, чтоб на ней хоть что-то растить; скотина траву щиплет - плати, в реке воду берешь - плати, хворост собрал - снова штрафы, да все больше, все больше, да королевские налоги, да за то, за се - что вырастишь, на местном базаре перекупщикам уйдет за бесценок, других цен нынче нет, говорят! вот откуда мучица-то в пекарнях, от нас же!.. а не заплатишь податей, скотину забирают, а нет скотины - как хлеб растить? как пахать? как по хозяйству управиться? ни молока, ни масла, ни яиц , сухая корка... наниматься к чужим людям либо по миру идти. Девиц без приданого замуж не берут, много, много их в города идет, думает в прислуги, хоть как-то, а уж там - известное дело! За угол плати, работы нет, есть что-то надо, а сводни - тут как тут! А и найдет место, хозяин даст себе волю над бедной служанкой, обрюхатит, и одна ей дорожка! с ребенком уж все, никуда не возьмут, а в деревню вернуться - позором съедят, один путь - в веселый дом! Или на паперть, или в омут головой!

Судя по тому, как при таких рассказах отворачивались, пряча глаза, иные из молодых еще женщин - судьба их была схожей.

А уж кто совсем под сеньорами, продолжали горестный рассказ обступившие Аделиту женщины, - тем и вовсе ложись помирай... Им, сеньорам, все равно, что у них все передохнут, кто-нибудь да останется, а подати вынь да положь, а уйдешь, поймают - на ветерке в петле покачаешься! А то беглеца сеньору вернут, собаками затравят, любят они это дело, людей гонять. Вот так-то, девка, назидательно говорили эти женщины, - видно, не знала ты горя у папаши с мамашей!

Над городом меж тем спускались сумерки...

Не только бесплодные жалобы выявились в этих разговорах: главное, что прояснилось, как на самом деле нужно устраивать "столовые". Местные женщины, особенно те, что помогали в раздаче (и попутно следили, чтобы местные жулики не посылали других набирать хлеба для перепродажи - тетки знали здесь всех, как свои пять пальцев) все поведали сами.
- Да если б такое дело, - говорила одна из женщин, уже немолодая, худая, как щепка, но бойкая, руки в боки, - не надо ничего заново строить. Вон, сколько халуп пустует, прежде склады были, нынче складывать нечего, а где кабак разорился, да сколько мест найти можно, если какой добродетель вперед заплатит хоть за месяц! Был бы очаг, где пищу варить, а руки найдутся, чтоб там сор разгрести, да лавки-столы сколотить, медяков за тридцать в день, красная цена, ты, девка, не слушай, если кто будет дорого просить, тебя жизнь не терла, облапошат, как миленькую! А уж там, пищу готовить-миски мыть...

- Пусть со своими мисками приходят, и мыть не надо будет! - вставил кто-то.

... - С зеленщиками договориться, мешки там с крупой подвозить, уголь-дрова... да хоть бы в день медяков сорок (окружающие женщины чуть не присели от подобной наглости - разбежалась! - послышались голоса) , да чтоб при пище - хозяйки найдутся!.. Все в лучшем виде устроим, и варить, и наливать-накладывать, и вымыть потом... Что ты! Да коли б так перетянуть-перебиться, разве б мы тут мыкались, как воры какие? разве б народ воровал? А что делать, если дети с голоду мрут, а работы нигде никакой? Сама посуди, девка, - это говорилось уже доверительно, разоткровенничавшись, - тебе все скажут, я хозяйка хорошая, каждый медяк у меня в дело идет, прежде мы с мужем концы с концами сводили... кровельщик он у меня... А потом слетел с крыши, едва выходили, да что сберегли, все доктору отдали, работать по ремеслу муж не может, а галчат - пять ртов, толку с них никакого, и все есть просят! Хозяину за угол вынь да положь, а все прочее в рот уходит. А то б дети накормлены, значит, угол снять хватит, не под небом божьим ночевать, пока муж то там, то сям работенкой перебивается! Да если б хоть миску каши в день, да подати поменьше... тогда бы люди в Клевур не брели отовсюду, сами бы себя прокормили!..

... И пользы, и смысла в понимании происходящего в стране, в этих разговорах было больше, чем от всех прежних бесед с министрами. Возвращаясь, Аделита уже знала имена нескольких женщин, готовых устроить все нужное для столовых - за право быть там поварихами при пище; для публики все это благодательство было от благотворительного общества, одного из многих бесплодных обществ, существовавших в Клевуре. Его Аделита выбрала лишь потому, что некогда оно просило у казны средства.

[Sven]

Полиция не могла стерпеть такого нахальства от каких-то бесноватых студентов, и потому баррикады, которые начали строить прямо у казарм вызвали их незамедлительную реакцию, причём прямо утром же. Так вышло, что возвращался с патруля ночной дозор, и ему навстречу вышли полицейские из дневной смены. Таким незамысловатым образом, баррикады были окружены с двух сторон и полицейские ночной смены не сразу поняли что происходит. С обеих сторон, они постояли, посмотрели на это безобразие, а вот воодушевлённые студенты закричали что-то о свободе, размахивали какими-то флагами, это уже показалось офицерам, которые были среди полицейских - чем-то незаконным, хотя бы потому, что ребята, приличные на вид перекрыли столь важную улицу. Решено было всех их арестовать и выписать им штрафы. Полицейские, примерно в равном числе со студентами начали подходить и требовать спуститься, но тут студенты начали откидываться камнями, а двое даже имели палаши, кои обнажили, как истинные аристократы, тут уже стало жутковато многим полицейским пока не вышел из казарм "шрам" - жуткий полицейский, работающий в районе вокруг Двора Чудес. Со своей дубиной с гвоздями, он спокойно шёл к баррикадам, где камнем уже вывели из чувств, одного из полицейских, попав ему в голову. Многие из полицейских достали сабли, но без лишних разговоров сюда добрался "шрам" и увернувшись от одного из камней, он быстро вбежал на баррикаду и вонзил самому крикливому студенту гвозди в голову. Это повергло многих в шок, а офицеры погнали полицейских на штурм, что бы не терять времени. Здоровяк "шрам" оприходовал дубиной ещё двух школяров, и в итоге из сорока молодых людей, тридцать пять было задержано, а десять погибли. Пятеро в столкновении, а пятеро лично от рук "шрама". Трупы сложили на телегу, и накрыли тряпкой, в связи с чем под телегой расползалась лужа характерного цвета.
На своём коне, из казарм выехал генерал-лейтенант полиции, и оглядел баррикады. Он уже не обратил внимания на стоящую поодаль, неприметную телегу и начал командовать, размахивая слабыми руками, в кружевных манжетах.
- Убрать этот мусор, разгребите его. А всех задержанных в тюрьму, и составьте мне отчёт, а я в Ронтель! - Он ускакал вместе с пятью всадниками-сопровождения. Пока дневная смена, в полном составе, ещё и усиленная патрулями портов, в общей сложности до восьми десятков полицейских, вела шебутных но напуганных студентов в тюрьму, перед ними встала другая проблема, прямо на подходе, перед самой тюрьмой была ещё одна баррикада, и как же полицейские благодарили всевышнего, за то что с ними был этот демон, будь он не ладен "шрам". Его боялись, но в такие минуты, когда с баррикад слышались крики, крики же шли из окон тюрьмы, и даже студенты пленные, тоже завопили о свободе, - полицейским нужен был их неформальный лидер.
- Сабли на голо! - Заорал "шрам" и ударил одного из пленных студентов кулаком в зубы, повалив того на землю. - Этих ублюдков к стене и двадцать бойцов с ними, кто пошевелится рубить! Остальные за мной! - Словно дикарь, он понёсся на баррикады, но там были не только студенты, но и несколько преподавателей окрестного университета, и когда они увидели жестокую схватку, в которую вступили студенты с полицией, они закричали о том, где же народ, о предательстве. Но были среди них и те, кто закричал спасаться. Для них для всех, это был конец революции, и в лучшем случае конец только её, а не жизни, потому что "шрам" не собирался щадить тех, кто оказал хоть какое-либо сопротивление. Тем паче начальство, в отличии от первой стычки было далеко, и кровь обагрила улицы, стекая с десятков тел. Естественно в котовасии некоторые пленные заранее попытались встать с кличами, но полицейские, сами испуганные до чёртиков рубили таких смельчаков, заставляя остальных сидеть тише воды, ниже травы. Задержанных в итоге, оказалось всего 49 человек, вместе с теми, которые были задержаны у казарм, и всех их бросили в темницы тюрьмы. А раненых полицейских расположили на тряпках в здании тюрьмы, пока еле живых и мёртвых мятежников, складывали по телегам, штабелями. Тут-то до "шрама" и начали доходить слухи, о понастоящему огромном скоплении мятежников прямо в центре города. Он сказал об этом офицерам и те стали собирать всех полицейских города, даже тех, кто уже не работал по старости, а имеющиеся силы, стянули к улицам на расстояние от баррикад, что бы локализовать этот мятеж, быть может тут потребуется подкрепление армии, и в связи с этим, в Ронтель, за генерал-лейтенантом последовали гонцы с тревожными вестями.
Тем временем, в мятежном стане, пока не все улицы были перекрыты, Рабастан узнал от чудом спасшихся студентов, чьи портки были запачканы не только кровью, от страха, о гибели других баррикад.
- Это измена! - Безумствовал он, когда узнал, что народ собирается на раздачах хлеба, по слухам, от самой королевы. - Они продали свою свободу за кусок хлеба! Ничтожества! И тем не менее ни каких важных решений не принималось, казалось будто революция вот вот угаснет. Но всё ещё высок был пыл этих людей.
Спускались сумерки, и вот уже почти вся полиция была на ногах, и уже полностью окружила центральную площадь двойным кольцом, выставив и патрули на окраинах города. Гонцы с тревожными вестями перехватили генерала-лейтенанта полиции по дороге и он так и не доехал сегодня до Рентиля и вынужден был теперь, командовать в трёх кварталах от площади, силами полиции. Но после создания импровизированного штаба, он отправил гонца всё же во дворец в Рентиле, дабы оповестить государя о трудностях в столице. Романтичность была, в этом напряжении и в том, как загорались факелы на баррикадах и на позициях полиции.