Эндор

[Гелок]

По сути Гелок являлся ребёнком, плач которого можно было прекратить новой блестящей штуковиной, вне зависимости от того нужна ему эта штуковина или не нужна. Эвок забыл обо всём, что когда-либо случалась, и даже о том, что когда-либо случится, стоило человеку открыть сумку и вновь выудить из её недр блестящее, притягательное и интересное в одном флаконе. Гелок, затаив дыхание, быстро, используя только пятую точку, передвинулся ближе к человеку, и заворожено глазея на выуженные штуковины, молчал целую минуту. Когда последняя секунда долгой минуты для эвока и незаметной минуты для человека капнула и пропала в песчаной пустыне времени, Гелок открыл рот, засыпая человека вопросами на которые тут же сам и отвечал, при этом эвока совсем не волновало, что старик его не понимает. Ну это же в конце концов человеческое дело – понимать или не понимать!
-А почему вот это острое? Резать значит, да. А посох им сделать можно? Ну сучки там срезать и кору? Ага, можно… только затупится должно быть быстро. Не для дерево оно, верно? Ну конечно верно. Зачем штука для дерева целителю? Не зачем! Ага, это понятно… а вот это что, вот куда я второй палец тыкаю? А тыкать нельзя, да, но если ты не заметишь то можно, верно? Ну конечно верно! Раз молчишь, значит не заметил, не заметил – значит можно! А взять на память вот это самое маленькое нельзя? Однозначно нельзя. Если маленькое взять на память, то разрез на человеке нельзя будет зашнурить? Ага, нельзя… у человека шкура тонкая, её обязательно надо шнурить. А зачем? Залепить же легче! Хммм… наверно поэтому и нельзя, что легче.
Глаза Гелока разбежались вместе с руками… он трогал одно, смотрел на другое, в то время как говорил про третье. Такого восторга он не испытывал давно, с тех самых времён когда нашёл первый носитель в куче всяких непонятных предметов, в одном из рухнувших кораблей. И тут эвока прорвало. Впервые в жизни ему захотелось похвастаться. Он скинул свою сумку через плечо, второпях запутавшись а длинной ручке, и разложив на траве большой лист, резко вытряхнул всё содержимое. С любовью запустив лапки в свои сокровища, он вновь затараторил:
-У меня здесь всего полно! Вот это гадальное! И это, и это… Я его знаешь сколько собирал? Огого сколько! Вот это я нашёл около болот, смотри какое оно зелёное, видишь? Как ты думаешь, почему? Потому что в болте найдено? Я тоже так думаю! А вот это синее, и круглое, хотя место где я его нашёл синим и круглым назвать трудно. Наверно оно подкинутое. Ты согласен? Ага, вижу, что согласен! А это так, еда. Червячки всякие… этот из переливчатого, а этот местный. Хочешь попробовать? Нет? А я попробую… Ничего… наши кислее, зато переливчатые жирнее, может всё таки тебе оставить? Нет? Ой, ты что, стирать надумал? И мне надо, столько дел, столько дел, даже сумку постирать некогда! Это ты хорошо придумал, и вообще, хорошо мы с тобой тут всё разобрали, да? Дел наделали…
Гелок не останавливаясь рассказывал, передвигал свои сокровища, трогал и нюхал чужие, полоскал свою сумку, поедал как расползавшихся, так и погибших смертью храбрых червяков, иногда хихикал, иногда замолкал, опять полоскал сумку и всё время с интересом смотрел на человека.

[Икит Клешня]

Будь слова водой и он, несомненно, был бы сокрушен и затоплен этим словесным потоком, с мрачной иронией подумал Вейсш. Болтовня эвока вызывала у герра доктора ощущения и чувства весьма противоречивые. Она и раздражала, и утомляла, и забавляла и даже умиляла. Лекарь краем глаза некоторое время присматривал за Гелоком, увлеченно исследовавшим его инструменты, подозрительно щурясь и раздраженно хмуря кустистые брови. Однако детская непосредственность, острый интерес к предметам, что приводили медвежонка в состояние искреннего восторга, умиляли. Не могли не умилять. Более того, если речь Гелока и была непонятна Фрайерру, то смысл его мимики и жестов был вполне понятен. И то, что этот мохнатый малыш пытался определить назначение тех или иных инструментов вызвало одобрение целителя, оценившего пытливость ума своего спутника. Так что через некоторое время Вейсш перестал беспокоиться за сохранность своих инструментов, с лица его ушло выражение подозрительности и раздражения. Теперь он посматривал на Гелока со снисходительным одобрением и иронией. Так, наверное, старый генерал, прошедший немало битв, смотрел бы на внука, тянущегося к его мечу. По большей части он молчал и не мешал Гелоку изливать свои чувства, хотя мысленно отпустил несколько комментариев: «Ну и любишь же ты поразглагольствовать! И, видимо, молодой еще совсем, любопытный. Так и хочется тебе все потрогать, понюхать да на зуб попробовать».
В голове старика, пока он брился, мелькнула мысль, что будь у Лобо столько же энергии и тяги к познаниям, из него мог бы получиться неплохой… ассистент. Ассистент. Целитель вновь мысленно повторил это слово, будто пробуя его на вкус. Рука с бритвой замерла в воздухе. Интересно, можно ли воспитать ассистента из Гелока. Конечно, не настоящего лаборанта и студиозуса, но… мысль эта была крайне привлекательной. Уйдет много времени и сил, но зато у него в спутниках будет тот, кому Вейсш бы доверил обработать свои раны, приключись с ним вдруг беда. Бритва вновь принялась за работу.
И тут Гелок решил похвалиться своими «сокровищами», вывалив содержимое своей сумки на большой лист. Сделав вид, что заинтересован, Вейсш склонился над тем, что большинство цивилизованных людей Старого Света назвали бы кучей хлама. Пожалуй, этим заинтересовались бы разве что лесные гоблины. Конечно, для местного, это возможно и впрямь было сокровищем, богатствами, где каждый корешок или листик полон потаенного сакрального смысла. Вон, например, червяк мог бы означать… прежде, чем Вейсш достроил свои умозаключения, Гелок сунул червяка в рот, не забыв следующего радушно предложить человеку. Фрайерр поспешно мотнул головой, мысленно надеясь, что для него никогда не наступят времена, когда угощенье медвежонка покажется ему привлекательным в гастрономическом плане.
- Нет-нет, я не голоден. Не настолько.
Однако среди веточек, корешков, камешков и листьев порой попадались по-настоящему удивительные вещи. Вейсш осторожно протянул руку к одному из предметов и вопросительно взглянул на эвока. Правда, вспомнив о бесцеремонности своего спутника, не стал дожидаться разрешения. Он дотрагивался до них, осматривал, порой поднося к самым глазам. Некоторые были металлическими, некоторые походили на стекло или кристаллы, другие же состояли из материала, который герр доктор даже не мог охарактеризовать и определить. Их форма, их происхождение и предназначение были для пожилого ученого окутаны загадкой и тайной, так же, как и для эвока. Что это за вещи? Откуда они? Кому они некогда принадлежали и каково их назначение? Сейчас Вейсш выглядел почти очарованным тайной.
Гелок же, видимо, после того как увидел стирку, тоже решил последовать этому примеру и сейчас вовсю полоскал свою сумку, продолжая что-то рассказывать и объяснять непонятливому человеку.
Очнувшись от созерцания, старик уважительно покивал, указав на сокровища медвежонка, будто подтверждая, что никогда не видел подобной коллекции. А затем вернулся к бритью, попутно ломая голову над тем, что же такое он увидел у Гелока и где он это нашел.

[Гелок]

Минуты тянулись так же медленно и плавно, как он иногда вытягивал жилы, примотав их пенькой к рукояти ножа. Тени сумерек, бесшумно, и от этого более зловеще, всё быстрее окружали его, заглядывая через плечо в его глаза и обдавая льдом. Его ладонь сжала один из плодов, красовавшихся на кустарнике. Толстая кожура не выдержала натиска, и хлопнув, погрузила в свою вязкую, дурно пахнущую мякоть человеческие пальцы.
«Дьявол!» - выругался он про себя, и словно очнувшись от забытья, почувствовал, как свело мышцу в ноге.
-Дьявол, - уже вслух, хоть и очень тихо прошептал он, - Где же этот старик?! Почему он не возвращается?! – и тут его плечи затряс беззвучный, неуместный смех, - Вернуться? Кровь на рубахе… быстро собранные вещи… на моей территории появился другой хищник?! Меня отогнал от добычи слабый старик, чтобы доесть мой кусок мяса?!
Ярость защекотала в горле до тошноты, он расстегнул ворот, провёл рукой по зудящим царапинам, и твёрдо шагнул к пещерке. Но уверенность его пропала через двадцать шагов, а гнев сменился страхом. Ещё через десять шагов по его спине побежали первые, липкие, и неприятные капельки пота…, дыхание перехватило, словно кто-то сжал пальцы на его шее, а перед глазами появился чёрный туман… Он уже не чувствовал тела, и даже не понимал, стоит он или всё так же идёт вперёд. Зато теперь он видел такое, что не снилось ему даже в самых изощрённых кошмарах…

Она дышала как-то прерывисто, словно иногда забывала сделать вдох, а вспомнив, старалась восполнить нехватку воздуха, отчего получалось некое всхлипывание. А может она на самом деле всхлипывала?
Бек открыл глаза, тихо встал, и склонился над лицом женщины. Её щёки совсем впали, чуть пухлые губы вздрагивали, на лбу то собирались, то разглаживались морщинки, а из уголка закрытого глаза, по виску, текла слеза.
Рейф много раз видел человеческие слёзы. Они всегда казались ему забавными, и он смотрел на рыдающего человека как на хорошо владеющего своим искусством актёра. Его никогда не трогали слёзы ни женщин, ни детей, но сейчас… Одна единственная слезинка, медленно движущаяся по виску и готовая вот-вот растаять оставив после себя только тонкую мокрую дорожку. Бек протянул руку, осторожно стёр пальцами и дорожку и слезу. Внутри шевельнулось желание помочь, очень маленькое желание, даже меньше чем та солёная влага, которую он сейчас растирал между пальцев. Но оно шевельнулось, пронеслось в голове каким-то знаком, похожим на вычисление, и ладонь сама собой легла на закрытую повязкой грудь. Конечно она мешала, но Бек не хотел чтобы кто-либо догадался о его жесте, поэтому разрывать её не стал, да и энергии он даст как можно меньше, совсем мало на полное и быстрое исцеление, но достаточное чтобы организм женщины нашёл силы на борьбу. Рука надавила на грудную клетку, вырвав стон. Тело женщины напряглось, и даже губы чуть сжались, но всего секунда, и они налились розовым цветом. Бек хмыкнул, почувствовав как внутри самки прошёлся разряд, убрал руку и хотел было опять поспать, как…
Рядом с пещерой кто-то был, и не просто был, он собирался идти сюда! Он уже шёл сюда! Твёрдо вышагивая и разбрызгивая вокруг себя ярость, гнев и ещё пару менее слабых чувств. Рейф зарычал и прикрыв глаза сразу нащупал его… человека направляющегося сюда. Человека или людей? Или человека в котором живёт несколько людей… Бек впервые видел такое – несколько личностей в одном сознании, словно большой зал разделённый на несколько коконов в каждом из которых живёт существо, в чём-то схожее с остальными, но совершенно другое. Они были настолько разными, настолько непохожими, и настолько притягательными. Рейф ухмыльнулся недоброй улыбкой, и стал открывать в сознании человека кокон за коконом, по очереди выпуская все сущности, и с удовольствием наблюдая, как они поедают друг друга, загоняя в угол и заставляя своего хозяина дрожать…

Ещё минуту назад эвок был смешным, болтливым, неспокойным зверёнком, и вдруг он замер, словно прислушиваясь к заклубившимся сумеркам. Его глаза, устремлённые в сторону упавшего дерева, засветились беспокойством. Гелок сделал два шага вперёд, и вдруг смешно побежал, забыв и про человека и про свою сумку с сокровищами. Там, около упавшего дерева что-то происходило! Что?! Что?!

[Икит Клешня]

Не обладая чувствительностью Гелока, Вейсш оказался застигнутым врасплох внезапной переменой в поведении эвока. Первым порывом целителя было броситься следом за своим знакомым, однако бросив взгляд на оставленные вещи, старик метнулся обратно. Сорвав широкий лист какого-то водного растения, он накрыл «сокровища» медвежонка, затем быстро свернул бинт с инструментами и, не глядя, швырнул лязгнувший сверток в свою сумку. Мокрые рубашка и плащ были спешно переброшены через ремень сумки, и вот уже целитель сорвался с места. Котелок и сумка эвока остались валяться на берегу ручья.
Ученый свободной рукой на бегу пытался извлечь из ножен кинжал, догадываясь, что в лагере что-то случилось. Догадываясь и страшась самого худшего. В качестве «самого худшего» его воображение мгновенно подкинуло с десяток вариантов развития событий, в которых в основном фигурировали дикие звери, чудовища, гигантские ящеры и разгневанный Бэк в разнообразных сочетаниях. Благодаря длине ног и немалой практике в беге (если не сказать бегстве) по пересеченной местности, Вейсш все же нагнал Гелока. Правда, лишь у самого лагеря. Выскочив на поляну, Фрайерр замер как если бы натолкнулся на незримую преграду, уставившись на разыгрывающуюся перед его взором сцену. В шагах десяти от ствола дерева, спиной стоял человек – мужчина, одетый в грубую домотканую одежду и куртку из кожи. Тело его было напряжено, а руки с побелевшими костяшками сжимали виски. Старик почувствовал, как в его груди шевельнулось скользкое, неприятное чувство узнавания. Не так уж давно и он стоял так же, стараясь изгнать из своего разума незваного гостя. А-а, Бэк! В глазах Вейсша появилось почти голодное выражение. И немудрено, испытав на себе ментальное воздействие мутанта, сейчас он мог наблюдать эту силу со стороны. Медленно и осторожно, старый ученый начал обходить незнакомца, пристально всматриваясь в его облик, впитывая и запоминая его позу, поведение, характер действий, выражение лица. Целитель едва сдерживался от того, чтобы не выхватить свой дневник и карандаш и не начать конспектировать свои наблюдения.

[Гелок]

Тонкая, раскалённая до красна игла приказа, ещё до конца не понятая им, больно вошла в мозг, с шипением опалив края сознания. Он закричал, по крайней мере именно так ему казалось, и тут же пелена, то ли от крика его, то ли от боли, спала, представив взору всю ту же полянку. Но теперь, на этом маленьком кусочке свободной от большой растительности земли, кроме него находились ещё эвок, и с интересом вглядывающийся ему в лицо тот самый старик. Он отпрянул, словно на самом деле укололся колючим взглядом старика, чуть покачнулся, и резко развернувшись побежал… Сквозь кустарники, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, вновь вставая и убегая дальше…, дальше от этого проклятого места!
Эвок, проводив взглядом убегающего словно в безумии мужчину, бросился в пещерку. Бек сидел прислонившись спиной к шершавому нутру ствола, и казалось спал, но Гелок знал что это не так. Он опустился рядом, мельком взглянув на порозовевшее лицо спящей женщины, и тихо спросил:
-Кто этот человек?
-Не привык спрашивать у скота кто он, - сухо ответил Бек, не открывая глаз.
-А зачем ты его держал? – вновь спросил эвок.
-Я?! – рейф хмыкнул и попытался изобразить удивление, он до последнего был уверен, что Гелок не знает о его способности капаться в мозгах примитивнейших.
-Ты ему что-то сказал… что?
Бек наконец открыл глаза и внимательно посмотрел на эвока, ещё раз подумав что за глупостью медвежонка скрывается непонятная для него проницательность.
-Что теперь он должен слушать меня. Быть моим пастухом в селении людей. Ты понимаешь меня? Понимаешь, о чём я говорю? – совершенно спокойно ответил Бек.
Гелок кивнул, не спеша поднялся, и прежде чем выйти, произнёс тихо, словно невзначай:
-Спасибо за неё… твоя сила уже помогает ей.
Выйдя наружу эвок оглянулся, увидав удивлённого старика попытался улыбнуться ему:
-Иди спать… а я это… кажется сумку забыл. Иди. Бек тебя не тронет. А я скоро – сумку оставлять нельзя – нехорошо это, бросать свои вещи.
Эвок ещё раз пристально посмотрел в ту сторону где скрылся убежавший человек, и не торопясь побрёл к ручью. Ему до смерти захотелось поговорить с Духоманом, но тут он вспомнил, что посох оставил в пещерке, доверив своего учителя этому ненормальному рейфу. Он хотел было возвратиться, но махнул лапкой и пробурчав себе под нос: «Так тому и быть», поплёлся дальше, ничуть не заботясь о своей безопасности, что даже для эвоков было крайне безрассудно. Его мысли скакали так же как этот недавний мужчина – резво, безудержно, не разбирая дороги, и в своей неукротимости грозились увести в такие дебри, что вернуться не то чтобы обратно, а просто вернуться, стало бы делом ох каким непростым.
Вечер потихоньку растворялся в наступающей ночи. В небе то тут, то там стали появляться следы от полозьев падающих звёзд. Шорохи заговорили в голос, и завторили скользящим теням, хитро уговаривая их быть чуточку таинственнее. Ветви деревьев как по волшебству преобразились, приобретя неясные и пугающие очертания. Лес окунулся в марево тьмы, и встал совершенно другим. То, что днём казалось безобидным, вдруг окрасилось в противоположный цвет, снискав и смысл другой - противоположный…

[Unnamed]

Ни Гелок, ни Вейсш не знали, что как раз в это время Далек Каан почти столь же упоённо перебирал СВОИ сокровища - точнее, трофеи. Они были немножко побольше, но такие же красивые и блестящие - сорок МС90 с фрегатами и крейсерами сопровождения. Правда, поиграться с ними далеку толком не дали.
Прежде, чем корабли скрылись за горизонтом, с базы затребовали координаты неизвестного хакера, получили их и выслали по этим координатам истребители. Далек Каан немного забеспокоился. Разумеется, его раса - совершенные солдаты, но дуэлиться с несколькими эскадрильями, имея в распоряжении только одну пушку, совсем не хотелось - далеки умеют трезво оценивать свои шансы. Взломать их тоже представлялось весьма маловероятным, когда пилоты находятся прямо за штурвалами.
Убежать? Не хватит ускорения. Кроме того, как только он начнёт разгоняться, радарная станция тут же выделит его - по совершенно нехарактерной для обломков траектории. Они ведь сейчас активно сканировали тот участок пояса, где он находился. Он всем телом чувствовал приходящие с поверхности радиоволны.
Он спрятал трофейные корабли в глубине газового гиганта, куда не проходили радиосигналы с базы, и полностью сосредоточился на проблемах собственной безопасности. Непривычная задача, но нерешаемых проблем для далеков не существует. Если не считать этических, разумеется.
Сделав углубление в одном из обломков, Далек Каан залез внутрь и заварил за собой отверстие. При этом он постоянно располагался так, чтобы обломок закрывал его как от радара на поверхности, так и от приближающихся истребителей. И стал ждать.
В районе, откуда шёл сигнал, присутствовало около тысячи обломков. Пусть ищут на здоровье.
Разумеется, они могут просто расстрелять весь подозрительный металлолом, и наверняка так и сделают. Но на этот случай их уже ждёт замечательный сюрприз...

[Икит Клешня]

Вейсш проводил убегающего человека взглядом, вскинув седую мохнатую бровь, то ли в знак недовольства, то ли в знак недоумения. Поневоле, в глубине души он почувствовал гордость от того, что, испытав на себе силу ментальных способностей мутанта, не поддался своим изначальным инстинктам и не обратился в бегство. Оно и понятно, он, Герр Доктор Фрайерр Вейсш - человек образованный, обладавший логическим и поистине выдающимся умом и известной широтой взглядов, повидавший на своем веку… многое. Было бы странно, если бы он поступил как примитивный дикарь, коим незнакомец, несомненно, являлся. Исследователь чуть качнул головой с печальной торжественностью, сожалея, что его объект для наблюдений столь быстро покинул лагерь. От размышлений его отвлекло поведение Гелока. Медвежонок о чем-то переговорил с Бэком и с задумчивым выражением на мордочке двинулся прочь от маленького затухающего костерка и импровизированного лагеря путешественников. Обернувшись, он что-то сказал старику тоном мягким и успокаивающим, упомянув в своих словах Бэка, после чего вновь двинулся по направлению к тропе, ведущей к ручью. «Гелок! Вещи твои… я листом накрыл. И котелок… котелок не забудь», - ученый крикнул это во след эвоку, однако слова его становились все тише и неуверенней, когда он вспомнил о языковом барьере.
Пожав плечами, Вейсш подошел к костерку и подбросил туда немного веток, дабы дать пищу огню, которое в свою очередь даст путешественникам свет, тепло и защиту от ужасов ночи. После чего, не торопясь, развесил на ветках одного из деревьев мокрую рубашку и плащ. Положив неподалеку от кострища сумку, целитель решил еще раз проведать девушку, теперь уже не боясь разбудить проснувшегося Бэка. Пациентка определенно чувствовала себя лучше – выровнялись пульс и дыхание, на лице, до того мертвенно-бледном, теперь появился румянец, конечности стали чуть теплее. Улучшение было столь заметным, а, главное, быстрым, что герр доктор был поставлен в тупик и теперь ломал голову над тем, что же вызвало столь быструю реакцию организма. Травы медвежонка? Их взаимодействие с лекарствами самого целителя? Или… интересно, что он там бормотал, прежде чем приступить к лечению? Может, он маг? До встречи с Серым Провидцем Вейсш был уверен, что большинство колдунов и магов не более чем жалкое сборище шарлатанов, играющих на доверчивости сиволапых землепашцев. Впрочем, когда-то и скавены, вампиры и демоны казались ему сказками, не достойными внимания цивилизованного и образованного человека. Теперь он знал правду! Пожилой ученый внутренне содрогнулся, не желая вспоминать о таких вещах, на ночь глядя. Убедившись, что девушка чувствует себя неплохо, он вернулся к костру и устроился рядом с этим источником света, при котором он споро перебрал и упорядочил инструменты, брошенные прежде в сумку в полнейшем беспорядке. После чего извлек из холщевых недр сумы свой дневник и карандаш. Однако прежде чем приступить к записям, старик бросил обеспокоенный взгляд в глубину леса. Ему было тревожно за мохнатого малыша, что он один, в темноте, блуждал где-то в этой, кажущейся теперь враждебной, чащобе. Конечно, он был местным и знал эти места, но… там ведь есть хищные звери, и мутанты, и иные неведомые напасти… а эвок ушел один, без факела и оружия. «Если его долго не будет, я сделаю факел и схожу за ним», - Фрайерр попытался успокоить себя, хотя сама мысль о том, что придется отправиться в ночной лес, вызывала у него дрожь. Впрочем, это обещание самому себе на время приглушило его тревогу и голос того немногого, что осталось от совести целителя. Карандаш забегал по пергаменту.

[Гелок]

Бек сел у костра, несколько минут безразлично наблюдал за человеком, и заговорил лишь тогда, когда на восковом лице отразились всполохи ожившего огня, словно свет этот разбудил рейфа и дал пищу словам:
-Тебе наверно было бы интересно узнать, что это за мужчина. Хммм… хищник… тот, кого мы спугнули, не дав до конца разделать пойманную самку. Он вернулся посмотреть, проверить. Хищника, оставившего свою добычу живой, всегда тянет к ней – это выше здравого рассудка, - Бек захихикал: - Впервые видел такое. Человеческий хищник - незабываемое зрелище! Страх, сила, неуверенность, чувство превосходства, ужас, восторг, любопытство - это перечень только самых сильных эмоций одновременно кипящие в нём…
Рейф пододвинулся ближе к огню, помолчал, чуть прищурил глаза:
-Я тоже хищник. И наслаждение, которое я испытываю, выпивая скот, похоже на то, которое испытывает этот человек, погружая свои руки внутрь трепещущего мяса. Люди… вы думаете, что лучше нас, рейфов, или лучше вот этого человека, вкусившего плоть себе подобного. Отнюдь… вы такие же как и мы, только предпочитаете вы другое… Вы питаетесь чувствами друг друга и приносите друг другу страданий нисколько не меньше. Вы тихо ненавидите друг друга, чувство сострадания просыпается в вас всё реже, вы живёте по правилам стаи, пресмыкаетесь перед сильными и унижаете слабых, вы вымещаете злобу на тех, кто любит вас, а любя заставляете плакать от боли – разве это не те качества, которые присуще человеческому хищнику? Почти никто из вас не способен на искренние чувства, вся ваша жизнь сводится к получению благ, каждый из вас думает, что он исключителен, вы не гнушаетесь заговорами, каждый третий из вас с удовольствием бы всадил нож в спину другого и наконец вы не брезгуете кормиться эмоциями друг друга – разве это не похоже на нас, рейфов? - Бек сверкнул глазами, внимательно посмотрев на человека, - Знаешь, я всё никак не мог понять, что меня останавливает убить тебя. Теперь я понял – ты тоже хищник, ты это знаешь, ты не скрываешь этого хотя бы для себя, и тебе это нравится. А почему я тебе это рассказываю? - Бек засмеялся: – Да потому что ты не понимаешь меня! Но знаешь что самое удивительное – ты улавливаешь смысл… Иногда говорящие на одном языке понимают друг друга меньше, чем те, кто совсем не слышит слов, или те, кто улавливает в звуках только суть, не понимая при этом ни слова. Что? Волнуешься за Гелока? Вот ещё одно качество хищника - подаваться влиянию симпатии, отстранив от себя понятия стереотипности присущие обществу. Видеть в незнакомом знакомое, и не бояться прикоснуться к плоти покрытой язвами, если то что находится внутри этой плоти способно вызывать твои эмоции. Даже если это желание убить…

Сколько часов бежал и бродил он? Где он сейчас? В какой части леса и как далеко отдалился от своего поселения? И что было после того как он почти приблизился к пещерке? И откуда взялась эта путаница в голове, в которой он узнавал себя и от узнавания этого, то пугался, то восхищался собой же.
Он прислонился к шершавому стволу спиной, и тяжело дыша, медленно, чувствуя в ногах напряжение, опустился на траву. Вокруг сгустилась темнота, и клубы её, осязаемые на ощупь, и давили на плечи, и одновременно укутывали его словно одеялом. Он опять попытался вспомнить, что же произошло там, у пещерки. Что так испугало его и заставило спасаться бегством, не разбирая пути. И опять растревоженный мозг отказался помочь ему, молча закрыв дверь. Дверь… он вдруг вспомнил как в детстве она закрывалась перед его носом и он слышал крики матери, ругань отца и удары… удары… удары. Его маленькие мальчишеские кулаки лупили в эту дверь, а потом он бессильно садился у порога, и растирая разбитыми кулаками слёзы и кровь плакал. От жалости к матери, от ненависти к отцу, и от бессилия… от обиды, что он не может остановить его, не может защитить единственного человека любящего его по-настоящему и беззаветно…
Он сидел прислонившись спиной к кроне дерева, и по его небритым щекам, впервые за очень много лет текли слёзы.
Когда он стал таким? Когда он перешёл эту черту, и забыв что такое жалость, стал крамсать кричащих от боли женщин? Когда его светлые чувства умерли, уступив место равнодушию и любопытству? Когда он стал воспринимать плоть так же, как часовщик воспринимает тикающие механизмы? Когда он понял, что только грань между жизнью и смертью может заворожить настолько, что существование превращается в вечную гонку? Когда он забыл смывающую с тела кровь мать, и её полные горечи и какой-то щенячьей вины глаза…
Он укутался плотнее, спрятав руки под камзол, и почти сразу провалился в сон. Он всё понимал, и знал, что ждёт его, но менять себя не желал. Минуты слабости растают вместе с утренним туманом, и он проснётся прежним – жестоким, безжалостным человеком.

[Икит Клешня]

Из-под грифеля карандаша появился вначале портрет Гелока, столь же грубоватый и схематичный, но столь же узнаваемый, как и портрет рейфа. Затем по пергаментному листу торопливо побежали строчки с описанием событий, что приключились с ученым в течение этого насыщенного дня. Был сделан и рисунок девушки, схемы ее ранений с описанием средств, применимых для их исцеления. Бэк, присевший у костра, на время смутил Вейсша, однако, вскоре он вернулся к своему занятию, заметив, что мутант не делает попыток рассмотреть дневник и ознакомиться с его содержимым.
Рейф же заговорил, в его тоне звучали и насмешка, и презрение, и принятие каких-то фактов, человеку неведомых. Фрайерр вновь поднял голову от дневника, и склонил ее, чутко прислушиваясь к звучавшим словам и глядя на сидевшего перед ним знакомого сквозь танцующее пламя костра, задумчивым и холодным взглядом прищуренных серых глаз. Речь рейфа сильно отличалась от торопливого говорка Гелока, из которого слова выливались бурным потоком, жизнерадостным и звонким, как весенний ручей. Бэк рассмеялся и Вейсш вежливо улыбнулся в ответ. Он и впрямь улавливал самый общий смысл речей мутанта, чувствуя, что он рассуждает о природе человеческой натуры и схожести ее со своей природой. Правда, тут приходилось гораздо труднее нежели с эвоком, чья мимика и жесты часто говорили гораздо больше нежели слова. Некоторые часто повторяющиеся слова по звучанию столь напоминали низкий бретонский диалект, что старику показалось, что он их знает. «Человек», «люди», пара местоимений, «Гелок» и, кажется, «зверь». Или «хищник». Пожилой ученый не взялся бы судить наверняка. Но, зато теперь он точно знал, на каком языке пытаться общаться с новыми знакомыми. «Боюсь, что не могу высказать свое мнение по затронутому Вами вопросу, пока не смогу более полно понять то, что Вы говорите», - Вейсш проговорил это на бретонском, когда Бэк закончил свою тираду.
В действительности, пойми он слова рейфа полностью, то, пожалуй, оскорбился бы при наименовании себя хищником. Он никогда не считал себя таковым. И никогда не находил удовольствия в страданиях других людей, тем более в страдании своих подопытных. Как можно найти удовольствие, взирая на проваленный эксперимент? Правда, даже наблюдая за гибнущим подопытным материалом, можно сделать определенные выводы, понять ошибки, дабы избежать их в будущем.
О, да, Вейсш уважал человечество как расу, несмотря на то, что оно погрязло в суевериях и религиозных оковах, отвергая при этом величайшие достижения науки. Так, крестьянин предпочтет перейти холодную и коварную реку вброд, прыгая с камня на камень, рискуя упасть в холодные бурные воды, нежели пройти по недавно построенному мосту. Но ведь бывали и по-настоящему выдающиеся умы, способные перешагнуть через грань обыденности, к коим и относил себя старый целитель. Да, Вейсш уважал человечество в целом, однако, как только дело доходило до его экспериментов, он переставал воспринимать своих жертв как людей, считая их не более чем подопытным материалом, объектами его научных изысканий. Если он и испытывал что-либо поначалу, то игнорировал свои чувства с той же легкостью, как чувства окружающих и своих подопытных, решив что, что бы он не чувствовал и не испытывал, это теряет свою значимость перед величием его цели. Именно благодаря этому он был способен столь долго вести свои дела со скавенами, игнорируя их ненависть к себе так же, как и свои страх и отвращение. Однако было время, когда он и впрямь вел себя подобно хитрому хищному зверю, ловко заметая следы, ведя свои нечестивые исследования на чужой территории, дабы отвести от себя подозрения. Когда их с Тульманном зловещая игра в кошки-мышки только началась, безумный ученый, перебиравшийся из города в город, из селения в селение, порой обретал достаточно храбрости дабы использовать свое реальное имя. Он даже получал некоторое изощренное удовольствие в использовании шифров для используемых им псевдонимов, вновь и вновь утирая нос своим преследователям, оказываясь вне их досягаемости раз за разом, будто доказывая им свое интеллектуальное превосходство. Несомненно, это должно было изрядно нервировать Храмовника. Как и то, что по сути, Вейсш не боялся смерти и грядущего за ней суда Зигмара, ибо не видел в своих поступках ничего дурного. Его гнало вперед лишь желание довести свое дело до конца и страх перед пытками и болью, которые ожидали бы его, попади он в руки Зигмаритов...
Вейсш вернулся к записям в дневнике, не на шутку увлекшись анализом всего произошедшего с ним за день. Невзирая на голод, на физическое и моральное утомление и на переживания прошедшего дня, возбуждение и любопытство не давали его разуму поддаться усталости и дремоте.

[Гелок]

Гелок добрался до ручья, когда совсем стемнело. Сумку свою он конечно не увидел, тем более что доктор прикрыл её большим листом. Оглянувшись по сторонам, эвок смешно почесал за ухом, и забормотал:
-Ну что же сегодня за день-то такой? Находится то чего не надо, и не находится то, чего надо! Оставляется то чего оставлять нельзя и теряется, то, чего потерять не хочется. Приходит то, что не даёт покоя, и уходит то, отчего спится хорошо. Спится… н-да… поспать-то бы не помешало… но до дерева я не дойду – это да, придётся здесь…
Гелок осторожно притоптал лапой траву, сорвал несколько больших листьев, уложил их, прищурившись констатировал:
-Что за ночи такие тёмные… не видно даже как постелил…
Покачав головой, он лёг на бок, подложив лапку под голову, закрыл глаза и…
Сон к нему не шёл… Гелок пытался из-за всех сил заснуть, более того, он очень хотел спать, но не мог! Ну не мог он спать один! Без своей сумки с богатствами и посоха с Духоманом! Нет, он конечно знал что сумка где-то рядом, и если хорошенько пошвыряться… поползать по берегу, он её конечно найдёт… Но не растеряет ли он половину? Или даже две половины! Нееет, так рисковать Гелок не мог.
Эвок, не открывая глаз, задумался. Что же ему сделать, чтобы заснуть? Что вспомнить? Приятное и тёплое… как парное молоко… Молоко? Точно - молоко! Или вернее не молоко, а того кто его даёт, вернее не совсем того кто даёт, но того кто к этому имеет непосредственное отношение. Его старого знакомого - древесного козла по имени Ведж! Гелок заулыбался и даже заурчал.
Ведж был древесным козлом больше четырёх лет от роду. Он смешно висел на ветке и когда Гелок чесал ему живот, Ведж громко мекал. От этого «ме» у эвока всегда поднималось настроение, и он с удовольствием начинал чесать Веджа за куцими ушами…
Гелок потянулся, расплылся в улыбке, и вспоминая, как он жил в своём домике рядом со стадом древесных козлов мирно заснул.